День начинается - стр. 45
В переднем углу, в черном бархатном платье, простоволосая, сидела Фекла Макаровна. По правую сторону – Пантелей. По левую – Феофан и Григорий. Дарья, уже забыв вчерашнюю обиду на Пантелея, оживленно стрекотала:
– Не все прописали! Не все. Надо поставить в телеграмме, чтобы гитлеровцев с нашей земли турнули в Германию. А там прикончили. А еще, чтобы американцы яичный порошок про себя держали!.. Вот што! И еще надо проставить в телеграмме…
И тут Дарья так пространно развила свои стратегические и политические убеждения о войне и более всего о бездействии хитроумных союзников, что если бы все ее замечания внесли в телеграмму, то передача этого послания заняла бы в течение часа все аппараты телеграфа.
Муравьевы в телеграмме просили Председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина разрешить им приобрести танк и вручить его танкистам-сибирякам.
Это желание Муравьевых было исполнено.
Григорий обдумывал маршрут предстоящей разведки Приречья. Он сидел ссутулившись на диване, развернув на коленях карту Северо-Енисейской тайги.
Тяжелое раздумье точно придавило его к дивану. Папироса в зубах потухла. Неподвижный взгляд замер на мелко вычерченных извилинах приреченских речушек и рек, словно там, где-то в тайге, находилась цель всей его жизни. Черные спутанные волосы упали на его высокий смуглый лоб и отбрасывали на лицо густую тень. Плечи Григория сузились, и весь он как-то сжался. Бурлящие воды таежных ключей и рек, непроходимые буреломы тайги, горные перевалы, железо… и железо… – вот что занимало воображение сейчас. И то, что Пантелей недавно так грубо высказал ему свое мнение о его поведении и работе, еще более волновало и мучило Григория.
На специальном столе, под светом лампы, искрились камни драгоценной коллекции Григория. Эти минералы он собирал с детских лет. И в горах Белогорья, и в рассохах Яблоневого хребта, и на берегах Шилки и Байкала, и в бурливых водах горных алтайских рек, и в кремнистых скалах Тянь-Шаньских гор… Друзья присылали ему камни с Урала, Тюя-Муюна, с Кавказа, с берегов Черного моря. В его коллекции были камни даже из Чехословакии, Индии, Бирмы и Германии. Каждый камень имел свое название и маленькую историю. Вот эта зеленая глыба нефрита взята прямо из знаменитой речушки Онот. Там Григорий помнит нефритовые берега, такие причудливые, как в сказке кудесника. А вот этот ярко-синий, брызжущий мягким светом лазурит подарил ему Ярморов… Красные, бурые, розовые, желтые, фиолетовые, прозрачные, мутные – каких только тут нет камней! И всегда, когда Григорий чувствовал упадок сил или нервное раздражение, он отдыхал со своими минералами. Вертел их тонкими сухими пальцами, смотрел на свет, как бы набираясь сил и спокойствия.
Кто-то застучал в сенях, и вместе с облаком морозного воздуха, хлопнув дверью, вошла Юлия в шинели нараспашку. Разматывая рукою пуховый платок, она весело улыбнулась и неожиданно спросила:
– Что вы называете «Железной челюстью»?
Григорий повернулся на диване, посмотрел ей в лицо и вместо ответа, улыбаясь, спросил:
– Нравятся вам наши бураны?
– Бураны? Да ведь буранов больше не было, – удивилась Юлия и, сняв шинель, опустилась на стул.
– Будут еще, будут! – уверил Григорий. – Всякие, разные. Внезапные и нарастающие. Такие бураны, от которых не пыль вихрится, а мысли и чувства. Или вам не доводилось встречаться с такими буранами? – и, хитровато щуря глаза, добавил: – Разве у вас в Союзе художников полный штиль? Ну, ну! Как я знаю, Ясенецкий если и не буран, то наверняка сквозной ветер! Я с ним имел несчастье встретиться у профессора Милорадовича. Он, как мне тогда показалось, способен рассуждать на любую тему.