Даурия - стр. 96

– Ты слышал, что меня за Алешку сватали?

– Нет, не слыхал. А ты не согласилась? – нагнулся он к ней.

– Согласилась, так не была бы здесь…

– Дашутка, милая… – бурно выдохнул Роман и снова хотел поцеловать ее.

Она отстранилась и, словно облив его холодной водой, сказала:

– Подожди с целовками… Я-то не согласилась, да отец с матерью согласились. Дал мне отец неделю сроку. Забьет он меня, насмерть забьет, если не пойду за Алешку. – Она помолчала и с прежней решимостью выпалила: – Пойду за того, кого люблю…

Роман опять было рванулся к ней, но она остановила его:

– Ладно, не лезь… Разве ты не видишь, что я за тебя замуж напрашиваюсь?.. Ну, что ж ты, остолбенел? Пошли…

– Пойдем, пойдем, – поспешно вскочил на ноги Роман.

Но она уловила в его голосе нерешительность и тревогу. Переступив с ноги на ногу, с укором бросила:

– Не очень ты что-то обрадовался?

– С чего ты это взяла? Рад я, только отец мой ничего не знает. Как бы он меня тоже вожжами не почал учить, – откровенно высказал он свои опасения.

Дашутка сразу побледнела и отшатнулась от него. Опомнившись, она сказала:

– Ладно… Пошутила я. Я и не собиралась идти за тебя сейчас.

Он снова схватил ее за руки.

– Пойдем! Не выгонит отец… Я уговорю его.

– Не надо, – вырвалась Дашутка. – Ничего не надо. Домой я пойду, – и она бросилась бежать. Он догнал ее, не решаясь притронуться к ней, спросил:

– Рассердилась?

– Нет, с чего ты взял?

– Тогда постой.

– Нет. Спать хочу…

– Дашутка!.. Не обманывай. Сердишься, по глазам вижу.

– Вот еще… Раз сказала – нет, значит нет.

Но слова ее не успокоили Романа. Едва поспевая за ней и не зная, как удержать ее, он говорил:

– Ты, может, думаешь, не люба ты мне, раз сказал, чего не следует. Да это я просто по дурности своей бухнул.

– По дурности? – язвительно перебила его Дашутка, но он не заметил насмешки, всецело погруженный в думы о том, как успокоить ее.

Так они дошли до ворот козулинского дома. Он надеялся, что здесь они остановятся постоять, но Дашутка бросила на ходу:

– Прощай! – и пошла в ограду.

– Дашутка! – умоляюще крикнул Роман.

Она остановилась.

– Ну?

– Скажи, ты не пойдешь за Алешку?

– Подумаю.

– Подумаешь, – протянул он с обидой. – Ведь мне только отцу сказать, предупредить его, я завтра же за тобой приду. Будешь ждать?

– Сам должен догадаться! – бросила она и побежала к крыльцу.

Роман решил, что она не сказала ему прямо о своем согласии выйти за него только из-за пустой обиды. Поэтому, хотя еще и гнездилась в сердце смутная тревога, посеянная разительной переменой к нему Дашутки, он надеялся на лучшее. Но он не додумал всего. Не понял он, что нанес ей обиду, которую не прощают. Дашутка надеялась, идя к Роману мириться, что стоит ей только заикнуться о согласии выйти за него, как дальше все пойдет гладко.

Вот почему все время, пока провожал он ее к дому, ей было совестно за свой порыв. С презрением думала она о Романе: «Отца испугался, а туда же: люблю да люблю». Она порывалась сказать об этом ему, но так и не сказала.

Много раз Роман порывался заговорить с отцом о женитьбе, но всякий раз им овладевала такая робость, что он сразу забывал приготовленные на этот случай слова. От одной мысли о предстоящем разговоре его бросало в пот. Легче, казалось, нарубить три воза дров, чем сказать о своем намерении отцу. Он опасался, что отец подымет его на смех, а потом и думать запретит о женитьбе. Раньше Романа часто спрашивали в семье, скоро ли приведет он невесту. Но с той поры, как вымазал он козулинские ворота, никто не заикался об этом. Теперь такие шутки пришлись бы весьма кстати. Роман ошеломил бы родных, сказав, что дело за ним не станет, что у него и невеста есть. А после сказанного, хотя бы и ради смеха, легко было бы появиться домой с Дашуткой. Пусть бы тогда крякал и чесал затылок отец. Но все, как назло, разучились шутить. Пришлось Роману, сгорая от стыда, начать самому щекотливое объяснение. Случилось это только на третий день, когда они с отцом убирали на ночь быков и коней.