Цветущие вселенные - стр. 20

Её пальцы случайно задели его руку, когда она тянулась за котелком.

И тогда …

Кожа его не просто обожгла. Она жила.

Будто под поверхностью шевелилось что-то древнее, нечеловеческое. Мускулы подергивались, как у зверя во сне, а вены пульсировали в ритм какому-то иному, не нашему.

И тень…

Где-то с грохотом упало ведро. Руна вздрогнула. Но перед глазами всё ещё стоял тот миг: за его широкой спиной – всполох чего-то чёрного, рваного, на миг принявшего форму крыльев.

А запах берёзовых веников смешивался с кисловатым душком немытого тела. Руна медленно разматывала с себя грязные тряпки, превратившиеся за долгие недели дороги в жесткую, пропотевшую кожу. Каждый слой отлипал с неохотой, обнажая бледную кожу, испещренную синяками и царапинами.

Иванна стояла перед ней – голая, наглая, как выдра на солнцепёке. Её груди тяжело провисали, живот собирался в складки, но в глазах горел вызов.

Руна оценила расстояние между ними.

В человеческом обличье – она худющая, как тростинка. Но в волчьей шкуре…

– Говорят, староста на тебя глаз мозолит? – Иванна плюнула под ноги, жирная капля шлёпнулась на доски.

Баня, где пар уже редел, обнажая грубо сколоченные стены и потрескавшиеся полки. Руна вернулась, её мокрая кожа покрылась мурашками от прохладного воздуха, а волосы тяжело лежали на плечах, как мокрая шерсть. И тут она увидела…

Иванна копалась в её юбке, лихорадочно перебирая складки, пока её "подружки" прикрывали дверь. Медные монеты уже блестели в её грязной ладони.

"Водой сыт не будешь."

Что-то перевернулось внутри Руны – не ярость, не обида, а холодное, звериное осознание.

– Верни чужое, – её голос прорвался сквозь стиснутые зубы, глухой, как рычание из подземелья.

Она не торопилась одеваться – лишь накинула на плечи тряпицу.

Воздух вдруг стал ледяным, несмотря на жар, ещё хранящийся в стенах. Иванна замерла, её жирные пальцы сжимали монеты так, что медяки впивались в кожу. Она неторопливо повернула голову, и в её глазах вспыхнуло что-то… непривычное. Не грубая насмешка, а почти аристократическая надменность.

– Что-о-о?

Голос её звучал слишком чисто, слишком искусно сделанным на издевку. Так не говорят дворовые бабы. Так говорят в салонах, где шёпотом убивают репутации.

Руна выпрямилась. Вода с её волос струилась по спине, как доспехи из ртути.

– Не твоё верни, – каждое слово – отдельный удар когтя по груди.

Её взгляд упал на сжатый кулак Иванны.

С её ДЕ-НЬ-ГОЙ.

В предбаннике влажный пар уже сменился тяжёлым, на спёртый воздух. Иванна полуобернулась, её мокрые волосы липли к плечам, а глаза – узкие, как щели – сверлили Руну. Вокруг сгрудились другие бабы, их голые тела блестели от пота, а взгляды скользили по Руне, как ножи по точильному камню.

– Я себя не пожалела, отца за хуй поганый удавила. Отрезала и сожгла. Убила гада!

Иванна бросила это в воздух, словно кидала труп на стол. Её улыбка растянулась – не весёлая, а как у волчицы, что чует кровь.

– А ты мне противостоишь?

Руна ощутила кольцо тел вокруг – горячих, дрожащих от возбуждения. Они не просто стояли. Они ждали команды. Иванна обвела предбанник глазами, посмотрела на других, зло улыбаясь.

– За что ты тут?

Бабы хоть и голые, а обступили со всех сторон. Стоят так, словно удумали неладное.

– Тебя не касается.

– Кать, ты за что?

Невысокая женщина средних лет справа, усмехнулась, распуская косу.