Cова Минервы вылетает в сумерки. Избранные философские тексты ХХI века - стр. 39
Таким образом, субъективная творческая роль человека в том, что он хороший (если, конечно, талантлив) осциллограф, на котором отражаются следы не зависящего от него объективного «творческого» процесса, да и то доз тех пор, пока «по техническим причинам» его не удастся лишить и этой роли. Когда же удастся, он будет не нужен вообще. «Объективное творчество» прекрасно существует и без человека, а человек, по-видимому, может обойтись без творчества. Продолжение данного рассуждения требует сказать, что и раньше люди не имели творчеству никакого отношения. Придется пересматривать всю историю культуры, которая полностью обессмысливается, ибо творческое «все» означает отсутствие чего-либо специфически творческого. Креатор становится Терминатором.
Хотелось бы верить, что этот перенесенный на проблему творчества дикий технократический беспредел, нечто случайное, выражение взглядов одинокого провинциального фанатика (творчества, как он считает, и антитворчества, как у него получается). Но это не так. К нему, как мы видели, вполне логично ведет теория организационно – деятельностных игр, к «деантропологизации творчества» открыто призывает немало других авторов.[34] Впрочем, немало из них, как мы видели, призывают к деантропологизации всего, что существует, в том числе самого человека. Прежде всего, через формализацию, математизацию, перевод на языки программирования. Ведутся работы по математическому моделированию души, есть и «модели Бога». Это идейные провозвестники новой компьютерной цивилизации, своего рода разведчики будущего, готовящие для него соответствующую почву. Навстречу им выдвигаются суперкомпьютеры пятого, шестого поколений, творческие возможности которых резко возрастают, так что они скоро «смогут даже лгать».[35] Сциентизм, технократизм, креативизм являются выражением реального процесса технизации среды нашего обитания формирования систем техно интеллекта и вытеснения человека из все новых и новых сфер деятельности. И не просто деятельности – жизни. Газеты с восторгом описывают соревнования по шейпингу. Это что-то вроде конкурсов красоты, но гимнастические упражнения, долженствующие сформировать совершенную женскую фигуру, делаются по программе компьютера и, что самое интересное, результаты конкурса определяет тоже компьютер. «Кто на свете всех милее, всех румяней и белее» решает наше новое волшебное зеркальце – техника, оставляющая человека в роли постороннего даже в этом вопросе. Что же говорить о других.
Аналогичные явления происходят в области духа. Философствующие критики, эстетики, особенно в странах, дальше продвинувшихся по пути технизации жизни, спорят о феномене упразднения личности творца. О замене его некой творящей субстанцией, об обратимости означающего и означаемого. Не человек читает текст, а текст «читает» человека, не мы говорим на языке, а язык говорит нами. Все это вливается в мощный поток теоретического «снятия» человека. Пафос деантропологизации нарастает во всех формах жизни. Противонаправленные призывы к гуманизму, философская антропология и методы герменевтики оказывают определенное сопротивление, но оно несоизмеримо с влияние сциентистско-креативистских взглядов и настроений.
Хитрость дьявола не только в «творчестве зла», а и в том, что при всеобщем пиетете к творчеству, человеческая жизнь становится все менее творческой. Композитор был более творческой личностью, нежели «музыкальный программист», так же как художник в сравнении с компьютерным графиком. «Происходит пассивизация творчества, а в конечном счете и репродуктивной активности человека, – отмечают психологи. – Одним из самых коварных признаков этого… следует считать явление «утраты желания жить». Нам кажется, что именно феномен тотальной пассивизации человека может стать наиболее грозной опасностью нашего общества на пороге третьего тысячелетия».