Чужие в доме - стр. 31
Все решилось само собой, ему даже не пришлось как-то способствовать окончанию политической карьеры босса. Просто однажды, во время горячего диспута, Голощеков страшно побледнел и неожиданно потерял сознание прямо на глазах у присутствующих. Медики, обследовавшие организм пятидесятилетнего мужчины, пришли к выводу, что с политикой Эдуарду пора завязывать – сердце могло отказать. И внезапный приступ, как раз во время прямого эфира, оказался лишь предупреждением, первым звоночком.
Эдуард не был глупым человеком, он прекрасно понял, что игра закончена. Все, что можно было взять, он взял. Голощеков уступил место Бобу Хитроу без боя, сам, лично порекомендовав молодого перспективного политика в парламент нового созыва. К мнению Эдуарда прислушались…
Так началась самостоятельная карьера Боба, которая состояла из падений и взлетов. Временами казалось, что дни Хитроу-политика сочтены, но бесценный опыт, полученный в молодости, а также от учителя, помогал Бобу выходить сухим из воды.
Лишь один раз он почувствовал не просто серьезную опасность, как бывало чаще всего, а смертельную, готовую перечеркнуть все, что создавалось почти два десятилетия. Это произошло во время турне Хитроу по планетам третьего сектора освоенного пространства. Боб выдвигал свою кандидатуру в парламент именно от «тройки», упирая на то, что родом отсюда, неплохо проявил себя ранее, добившись весомых результатов, и готов снова защищать права колонистов.
Планеты менялись, словно узоры в калейдоскопе. Хитроу неизменно улыбался, раздавал автографы, отвечал на вопросы жителей колоний и с удовольствием фотографировался с «аборигенами». Кампания шла хорошо, и Боб был процентов на девяносто уверен, что пройдет на следующий срок.
Неприятная история приключилась на Гелле, предпоследней из планет, которые по графику предстояло посетить Хитроу. Его горячая речь, как всегда, была на ура воспринята колонистами. Боб не поскупился на яркие краски, расписывая, как резко увеличатся субсидии на развитие экологических и социальных программ. Он обещал новые школы и рост числа рабочих мест. Речь заканчивалась под всеобщее ликование, поддержка Хитроу на Гелле была обеспечена. Без пяти минут депутат парламента уже фотографировался со всеми желающими, неизменно излучая добрую широкую улыбку, когда кто-то дернул его за рукав.
– Джулиус! – позвали Боба Хитроу сбоку.
Продолжая улыбаться, Боб повернулся к говорившему. Конечно, Хитроу не был в восторге от того, что совершенно незнакомый человек дергает его за рукав. Тем более, незнакомец явно не принадлежал к высшему свету: серый помятый костюм висел на нем мешком. На худом, красном лице просматривалась склонность к обильным возлияниям спиртного. Да и вообще, Хитроу носил другое имя.
– Джулиус! – нетерпеливо повторил человек, намереваясь вытащить депутата из круга восторженных колонистов.
– Вы ошибаетесь! – все так же лучезарно улыбаясь, ответил политик. – Меня зовут Боб Хитроу. Вы перепутали…
И тут худой незнакомец оскалился. В этот момент что-то сместилось в голове депутата: словно откуда-то со дна, из глубины, из неведомо какой пропасти лет выплыло лицо молодого парня. Оно наложилось на худое, небритое лицо незнакомца, мешки под глазами исчезли, разгладились морщины, и… Хитроу не вздрогнул только чудом.