Чужбина - стр. 22
И только Анна-Роза связывала с этим именем больше, чем оно само по себе значило. Она на смертном одре признается почти совершеннолетней внучке, что священнослужитель католической церкви поведал ей другое, латинское толкование имени Амалии, которое означало: «достойный противник». Анна-Мария не могла простить своей дочери, Марии-Магдалене, которая вопреки всем правилам и уговорам, решила выйти замуж за лютеранина Георга Лейс, да и еще приняла его веру. Воспитать внучку в католическом духе, видимо, стало ее святой мечтой и главной задачей. Ради этого к тому времени овдовевшая Анна-Роза решилась и даже нашла повод переселиться в дом зятя-лютеранина.
Мать Георга, Эмма, может быть, и догадывалась о планах сватьи, которая особо и не пыталась их завуалировать, но не принимала всерьез. Проповедник ее церкви объяснил, что согласно догмам, католик мог стать евангелистом, так официально называют протестантов лютеран, но обратно ни в коем случае. Поэтому Эмма совершенно спокойно отнеслась к тому, что ее сын взял в жены католичку. Да и вообще мать Георга, сама того не подозревая, была очень либеральных взглядов, не ведая, что такое слово и понятие вообще существует. Еще задолго до женитьбы любимого сына Эмма во всеуслышание дала слово, что примет сноху любого рода и вероисповедания:
– Даже если это будет женщина из киргизских степей или из заморской Ниппон[23]. Лишь бы она сумела осчастливить Георга.
Более того, материнская любовь готова была и на худший, по ее понятиям, расклад дел, когда бы сын взял в жены русскую.
– Упаси, конечно же, господь! – молилась Эмма при подобных мыслях, понимая, что ее Георгу пришлось бы не только уйти из родительского дома, но и покинуть немецкое село.
Ведь никто не отменял царского закона для переселенцев, соблюдать которые они клятвенно обещали, едва ступив на русскую землю. Под страхом строгого наказания колонистам запрещалось склонять к принятию своей веры православное население. Вот мусульман разрешалось переубеждать и даже в крепостные брать. А православных нельзя!
Эмме не приходили на память случаи смешанной русско-немецкой семьи. Не знали этого и ее родители. Но она догадывалась, что в таком случае Георгу придется перейти в православную церковь. Жить одной семьей с русской и оставаться лютеранином, по тем временам, было просто немыслимо, так как венчать молодоженов и крестить их детей можно было только в том случае, если они сами и их родители были одной веры…
Честно признаться, при всем либерализме Эмма с облегчением вздохнула, когда Георг привел в дом всего лишь католичку, которая к тому же сама предложила перейти в их лютеранскую веру. А то, что добродушная Мария-Магдалена вдобавок оказалась чистоплотной и трудолюбивой снохой, в очередной раз убедило Эмму, что вероисповедание – это не самое главное и что оно должно помогать жить и любить, а не строить на путях человеческих судеб преграды.
Дед Амалии, Иоганн Лейс был мастером на все руки: и хлебороб, и плотник, и каменщик, а на старости лет увлекся еще и виноделием. Он сам сделал чертежи и построил дом, в котором родилась Амалия, – добротный, четырехкомнатный, выложенный из так называемого дикого природного камня и крытый деревом. За ним располагался большой амбар и огромный хлев для домашней скотины. До самой реки, метров на сто тянулся хозяйский огород с бесчисленными грядками и несколькими яблонями. Практически у воды, на высоком берегу, будучи еще в расцвете сил и здоровья, а ныне покойный, Иоганн выкопал погреб. Сооружение имело три части: ледник – здесь круглый год хранились многокилограммовые куски заготовленного зимой на реке льда; овощное хранилище и выложенное из того же природного камня небольшое со сводами помещение для «дозревания» самогонного вина, как любил выражаться сам Иоганн. Ему открыто завидовали соседи колонисты, а русские из ближайших деревень специально приезжали полюбоваться на строительное сооружение немца и перенять его опыт.