Чудодей - стр. 8
Рассвет еще только занимался, а деревня уже жила своей обычной жизнью. Кричали петухи, хлопотали бабы, мужики собирались кто в поля, кто на реку. Почти в каждом дворе стояла оседланная или запряженная в телегу лошадь, и я украдкой рассматривал их, проходя мимо. Самую паршивенькую бы мне… Можно даже слепую, чтобы Батаню моего не видела. Или на голову дурную, чтобы не понимала, что такое чудь.
Люди меня не замечали. Небольшая щепотка чуди на одежду, короткий заговор — и отводили глаза чары, покуда я сам с человеком не заговаривал. В деревне-то, может, такие уловки и ни к чему были, да только не любил я, когда меня разглядывали и вопросы лишние задавали. Чарами этими, кстати, любые чудища пользовались независимо от размера, и это еще раз доказывало, что мы, чудодеи, недалеко от них ушли.
Запоздавшая скотина еще выходила со дворов, спеша присоединиться к стаду, и я пошел за большой неторопливой коровой. Она чувствовала нас, все косилась то на меня, то на мой туесок, но шаг не ускоряла. Надо будет попросить вечером у Старосты крынку живого молока — дюже его Батаня уважал. Да и я не отказался бы, тем более что простокваша безнадежно испортится к вечеру.
Многие люди считали, что баганы, покровители скота, рогатого и не очень, живут в коровнике — у каждого свой, как дворовой во дворе или банник в бане. Но это было не так. Баган, как и вазила-табунник, были по одному на стадо и на табун. Коли коров в деревне было мало или жили они постоянно в хлеву, то баган мог и вовсе не поселиться в том селении, а если поселялся, то был слабым, бестелесным. А вот когда коровы, козы да овцы каждый день в общее стадо сбивались, а лошади скакали по полям да взгорьям в общем табуне — вот тогда эти чудицы в силу входили, даже порой до чудовищ дорастали, если животины много было.
Здесь, как и говорил Староста, на стадо было любо-дорого посмотреть. Толстые гладкие коровки, здоровенькие все, чистенькие, шли по улицам бесконечным потоком в перезвоне болтающихся на шее колокольцев. Утром — в поле, вечером — домой. Каждая коровка знала, где ее родной хлев, никогда не забывала, куда свернуть, даже если вдруг по темноте возвращалась, припозднившись — то была багана наука. Поутру соберет всех, повечеру разведет.
Ничего необычного я не замечал. Деревня как деревня, коровы как коровы. Разве что погода нынче подкачала — серо все было, того и гляди дождь пойдет. Утопающая в росе трава парила туманом, а сверху его напитывала неприятная влажная морось из низких плотных облаков. А вот коровам погода нравилась — было уже достаточно холодно и влажно, чтобы летучий кусачий гнус попрятался или вовсе успел сгинуть, но еще недостаточно зябко, чтобы искать тепла в хлеву.
На большое поле за околицей я вышел раньше паренька-пастуха, едущего без седла на низенькой толстенькой лошадке. Та явно была не рада прогулке и еле-еле плелась, понурив голову. Парнишке же, вестимо, только недавно доверили целое стадо — он внимательно следил за коровами, пересчитывал их, шевеля губами, и верно не заметил бы меня, даже не будь на мне взгляд отводящих чар.
Пройдя поле до середины, я остановился посреди сочного хруста, чавкания и фырчания — голодные животные стремились набить по-осеннему сочной травой огромные желудки, — снял туесок и полез за каплями с чудью. Ну и проверить, как там Батаня, тоже не мешало.