Чудодей - стр. 3
балий-травник, по чудскую траву охочий.
Когда я вернулся к туеску, Батаня уже схоронился в своей скудельнице. Тяжко ему было под открытым небом, непокойно. А уж когда меня рядом не было — и подавно. Прилипшая к длинной шерсти чудь сияла синим светом, отчего казалось, будто крышка парила над горловиной горшка.
— Ну пойдем поглядим, что тут за деревня… — сказал я ему и прикрыл крышку плотнее.
Туесок — небольшой круглый короб с тугой крышкой, обычно берестяной или лубяной.
Бачко (старославянский) — отец, батюшка
Буява (старославянский) — кладбище
Суседка — одно из названий домового.
Бабай — злой ночной дух. Живет он в зарослях камыша, а ночью под окнами бродит, шумит, скребется, в окна стучит. Бабаем пугают маленьких детей, которые не хотят ложиться спать.
Баган — дух-покровитель рогатого скота, он охраняет их от болезненных припадков и умножает приплод, а в случае гнева своего творит самок бесплодными или убивает ягнят и телят при самом их рождении.
Вазила (конюшник, табунник) — дух-покровитель лошадей, его представляют в человеческом образе, но с конскими ушами и копытами.
Аука — лесной дух, родственный лешему. Так же, как и леший, любит проказничать и шутить, людей по лесу водить. Крикнешь в лесу — со всех сторон «аукнет».
Багник — дух болота. Тождествен водяному.
Лесавки — лесные духи, родственники лесовика, старики и старушки. Видом своим они похожи на ежат. Так же, как и лесовик, любят проказить и играть.
Скудельница — горшок
Батан — еще одно из названий домового. На Руси в лице домового чествуется начальный основатель рода, первый устроитель семейного очага, и потому в каждом доме есть только один домовой.
Ляд (леший) — лесная нечисть, полноправный и неограниченный хозяин леса: все звери и птицы находятся в его ведении и повинуются ему безответно.
Балий — колдун, заклинатель, врач
2. Глава 2
Уже темнело, и идти по лесной дороге мне было страшновато. Чудища редко нападали на людей, а уж на чудодеев — и подавно. Это если б они тут вообще водились. Но на девушку же все-таки напали… Да и в принципе. Ночь в любом мире, хоть чудовом, хоть без, была временем, когда нечисть любого происхождения выползала из своих углов.
До околицы мы добрались глубоко заполночь. Я уже давно привык везде ходить на своих двоих, но все равно каждый раз отчаянно мечтал о какой-нибудь не ведающей страха лошади. Или железной повозке, как в Бесчудье. Самоходной, на колесах. Я ее всегда слегка опасался, но пользовался с превеликим удовольствием. Особенно той, которую можно было вызвать прямо к хате. Здесь вызвать можно было разве что ездового беса, но тратить на это запасы чуди я стал бы только в том случае, если это был бы единственный способ спасти свою и Батанину шкуры.
Помеченную чудовским знаком хату я нашел быстро. Это было хорошо, это было правильно. Чтят местные чудодеев, держат для нас угол.
Двор был чисто выметен, да только все равно сразу стало ясно, что хата нежилая: ни следов дворового перед крыльцом, ни жирных клякс лапок банника на окнах бани. Еще бы домового в хате не оказалось — и будет нам с Батаней раздолье. Не то чтобы я не любил домашних чудиц, но характером те были ровно как и люди — все разные. Кто-то хоронился от нас, не показываясь, а кто-то встречал у порога да расспрашивал до утра о всяких разностях. Бывало, кто и злом встречал, но на тех Батаня быстро управу находил. Домашние-то чудицы слабенькие были — только своя чудь на них и была, другой взять неоткуда. Порой совсем мало ее на них налипало, едва различишь вообще в темноте. Мой же Батаня даже после вычесывания светился во тьме как огромная синяя лучина.