Размер шрифта
-
+

Чтение. Письмо. Эссе о литературе - стр. 17

Искусство рождается из нашей жажды красоты и истины, а также из нашего знания о том, что красота и истина не одно и то же. Можно сказать, что каждое стихотворение основано на соперничестве Просперо и Ариэля. Добавлю: в каждом хорошем стихотворении, несмотря на их внешне миролюбивое соседство, присутствует сильное внутреннее напряжение. Греческая ваза – произведение Ариэля, его символ. Что касается Просперо, то его положение лучше всех описал доктор Джонсон: “Единственная цель писателя – дать читателю возможность наиболее полно насладиться жизнью или наиболее стойко ее вынести”.

Мы хотим, чтобы стихотворение было прекрасным образом земного рая, явленного в слове, вневременным пространством чистых игр, радующим нас своим контрастом с нашим историческим существованием со всеми его нерешенными проблемами и безвыходными ситуациями. С другой стороны, мы хотим, чтобы в стихотворении звучала правда и откровение о жизни, чтобы оно показывало жизнь такой, как она есть на самом деле, освобождая нас от самообольщения и самообмана. Поэт не может открыть нам истину, если не откроет двери своей поэзии для предметов спорных и болезненных, хаотичных и безобразных. Хотя в каждом стихотворении есть элемент сотворчества Ариэля и Просперо, в каждом отдельном случае степень их участия разная. Обычно можно легко сказать, под чьим влиянием – Просперо или Ариэля – написано данное стихотворение и даже кто из них повлиял на творчество поэта в целом.

Солнце горячее, бледное пламя, мягкий воздушный предел.
Сказочным веером тень мои волосы спрячет от солнечных стрел.
Солнце, свети, и огонь, полыхай.
Воздух, обвей меня нежно.
Сказочным веером тень моя милая сладость развеет безбрежно.
Чтобы не быть тебе траурной, тень моя,
Ты от ожогов спаси, моя милая.
Пусть огонь моей красоты
Не разбудит чужой мечты.
Пусть глаза мои не горят:
Мне не нужен чужой наряд.
Джордж Пиль. Песнь Вирсавии
На перевале, где скала,
Дорога ненароком
Как будто в небо перешла,
Но там, за поворотом
Она – глядишь – уже в лесу,
Где в сумрачном покое
Стволы стоят, как на посту
У вечности, по двое.
Забавно как поет мотор
Мне песню путевую
И сокращает кругозор,
Приблизив даль вплотную.
Но он не сможет этот лес
Мне рассказать и с полуслова
Не передаст мне цвет небес,
Его оттенки голубого.
Роберт Фрост. Посреди дороги

Оба стихотворения написаны от первого лица: но какая разница между “я” Вирсавии и “я” Фроста!

В первом случае “я” анонимно, оно не более, чем грамматическая форма. Иными словами, нельзя представить себе встречу с Вирсавией где-нибудь на званом обеде. Во втором “я” – реальный человек в конкретной ситуации: за рулем автомобиля, который пересекает конкретную местность.

Выбросьте прямую речь Вирсавии – и героиня исчезнет, ведь то, что она говорит, никак не связано с конкретной ситуацией или событием. Если кто-то захочет узнать, о чем это стихотворение, вряд ли он получит четкий ответ. Скорее нечто туманное: прекрасная девушка (любая прекрасная девушка), солнечным утром (любым солнечным утром), едва пробудившись от сна, предается мечтам о собственной красоте со смешанным чувством неги и сладкого ужаса – сладкого, ибо никто не угрожает ее благополучию; окажись поблизости какой-нибудь соглядатай, наша девушка запела бы иначе. Если, наконец, мы попытаемся объяснить себе, в чем прелесть этой песни или любого подобного ему стихотворения, нам придется говорить лишь о рифмовке, ассонансах и консонансах, стилистике, цезуре, эпанортозе и т. д.

Страница 17