Черный дневник - стр. 14

– Кто сейчас регистрирует смерть осужденных к ВМН?

Помощник вытягивается по стойке смирно.

– Михаил Григорьевич, не могу знать. Кто на смене, тот и…

– Я не спрашиваю тебя, кто там на смене! Ты мой вопрос услышал? Кто записывает умерших, что были реабилитированы?

После недолгой паузы, колебаний и плохо изображенных раздумий помощник отвечает, что записи ведет Науменко.

– Все данные передаются-с лично ему, после чего сам Науменко и выписывает отдельным бланком имена и фамилии казненных.

– Науменко ко мне.

– Есть! – рапортует помощник и спешно удаляется за дверь.

Михаил Григорьевич прохаживается по кабинету.

Ох, как же не вовремя он отказался от спиртного.

Вернее, не сам отказался – под страхом трибунала ему запретили выпивать больше рюмки в день. Свою норму на сегодня он, к сожалению, уже выпил, а рисковать и наливать еще опасно. После второй его будет не остановить, сорвется. И он об этом прекрасно знает.

А уж если сорвется…

Прошлый такой срыв закончился тем, что его с позором, унизительно разжаловали в полковники.

Он прохаживается вдоль шкафа.

Смотрит на то место, где не так давно, за этой самой деревянной дверцей, были составлены ненаглядные бутылки с коньяком. Да какой коньяк, глоток солдатского спирта вполне бы сейчас устроил.

Михаил Григорьевич смотрит на стакан.

Поднимает графин с водой и, откинув пробку в сторону, прикладывается прямо к горлышку.

Слышится стук в дверь.

– Разрешите?

– Да! – говорит Михаил Григорьевич, вытирает воду с подбородка и возвращается за стол.

– Лейтенант службы безопасности Науменко прибыл.

Как быстро, отмечает Михаил Григорьевич. Минуты не прошло. Будто лейтенант был готов к тому, что его должны вызвать, и ждал все это время под дверью.

– Садись, лейтенант.

Михаил Григорьевич предлагает папиросу, подвигает пепельницу к собеседнику и сам закуривает.

Он всегда так делает, когда ему предстоит неприятный разговор. Это стало своеобразным ритуалом. Он даже не замечает, как руки сами проделывают все эти действия.

– Скажи мне, лейтенант Науменко, ты вот что, самый храбрый? Или самый глупый? – Михаил Григорьевич делает паузу и следит за реакцией своего подчиненного. – А может, тебе просто больше других надо?

Лейтенант смотрит на начальника и искренне не понимает, что здесь происходит. О чем вообще речь и почему полковник позволяет себе разговаривать с ним в таком тоне?

– Никак нет.

– Отставить свои «никак нет». Я не буду тут вилять перед тобой вокруг да около. Говорю прямо. Если ты, гад, собираешься и дальше заниматься диверсиями, накажу.

– Какие диверсии?

– За мой счет в гору метишь? Не выйдет. Уж я таких, как ты, на своем-то веку повидал. Сам таким когда-то был.

– Товарищ полковник.

Начальника передергивает, когда его называют полковником.

Он никак не может смириться, что его, комиссара государственной безопасности, разжаловали. Да еще за что? За то, что он исправно нес службу и с полной самоотдачей служил своему Отечеству?

– Молчать!

Михаил Григорьевич ударяет кулаком по столу, отчего пустой стакан опрокидывается набок.

– Прежде чем в другой раз начать писать гнилые отчеты, подумай своей пустышкой. Может, не стоит прыгать выше головы. Тем более выше головы своего начальника.

Науменко хмурит брови, он явно недоволен, но не смеет перебивать старшего по званию.