Черный дневник - стр. 16

Полковник не доверяет ему.

Полковник знает, что неженка Науменко захочет пожаловаться на своего командира. Прибежит в казарму и тут же засядет строчить плаксивую докладную.

Михаил Григорьевич в этом не сомневается.

Он видит людей насквозь. А уж этого молодого глупого лейтенантика и подавно. И у Михаила Григорьевича уже есть план, как поступить с трусливым жалобщиком.

Ох и как же не вовремя он бросил пить.

Как же все не вовремя.

Полковник выходит, закрывает свой кабинет на ключ и отправляется в тюремный блок.

Ему не нравится, что в последнее время слишком много людей реабилитируют. Это из рук вон плохо. Назначают сперва высшую меру, а через день присылают бумажку с оправданием.

Михаил Григорьевич убежден, он твердо верит в то, что невиновные не попадают к ним.

По крайней мере, так он для всех объясняет свое нежелание отпускать оправданных осужденных. Так он для себя объясняет убийства реабилитированных посмертно. И пока он знает, что правда на его стороне, он, советский человек, гражданин, будет лично, как он всегда выражается, давить гадов голыми руками.

Троица приговоренных ожидает казни.

Если продолжить ждать, не ровен час, пришлют и по их душу проклятую писульку с оправданиями. А этого полковник Михаил Григорьевич никак не может допустить.

Лучше поспешить с приговором.

И лучше, чтобы справедливая казнь выглядела как несчастливое стечение обстоятельств.

Сегодня полковнику дали понять, что из его учреждения слишком много внесудебно осужденных получают ВМН. Обвинили Михаила Григорьевича в безответственном отношении к следственному производству.

Слишком строгое и не совсем справедливое, по мнению Михаила Григорьевича, руководство считает полковника чересчур, как они выразились, исполнительным. Они думают, что полковник потерял над собой контроль. Что он сознательно извращает советские законы, привлекая к высшей мере невинных людей.

Как же. Невинных.

Знали бы они, кабинетные бумагомаратели, что рассказывают эти их «невинные люди» на допросе.

Сидят там у себя, никчемные, по казенным кабинетам, сортируют доносы и ничего не знают о настоящей жизни. Критикуют. Придумывают сами себе что-то там.

Чересчур исполнительный.

И никого не волнует, что все эти «невинные люди» прожженные уголовники или, что еще хуже, члены антисоветских партий.

Руководство станет внимательно следить за полковником и проверять его работу. В случае чего они будут, как ему сказали, вынуждены быстро отреагировать.

Быстро отреагируют.

Быстрые?

А я еще быстрее.

Умные?

А я еще умнее.

Так рассуждает Михаил Григорьевич, останавливается у двери и просит рядового открыть камеру.

Тяжелая железная дверь со скрипом ползет в сторону, и полковник проходит внутрь.

Он смотрит на осужденных.

Оценивает их.

Михаил Григорьевич хочет для себя решить, кто из этих заключенных может быть оправдан.

– Ты, – полковник зовет устроившегося возле стены мужчину. – Встать и подойти!

Мужчина с трудом поднимается. Он, кажется, болен. Он настолько исхудал, что еле держится на ногах.

– Отставить. Сядь на место.

«Сам скоро сдохнет», – думает Михаил Григорьевич и подходит к другому.

– Ты, – обращается к мужчине в очках, – и вот ты, – тыкает пальцем в человека восточной наружности.

Заключенные не смотрят на него.

– Встать. На выход.

Заключенные не реагируют.