Чёрное как грязь, белое как рапа - стр. 4

Тогда в Саках

Но память, как я думаю, есть двух родов: одна – общая, более идеальная и мировая,

другая – частная и более техническая, как память музыкальная, память цветов, чисел и т. п. Первая (общая) хотя и отвергалась иными, но она-то именно и удерживает различного

рода впечатления, получаемые в течение всей жизни, и события, пережитые каждым из нас.

Н. И. Пирогов

В осознанном возрасте человек так привыкает к обыденному ежедневному течению, так вовлекается в повседневные заботы – ему не до восприимчивости сигналов от мира прошлого и будущего, одинаково чёрного и единого по сути, но разорванного тонкой щелью его собственной жизни. Вечности, что была до и, той, которая маячит впереди. Давайте прибегнем к памяти, которая сделала слепок первых впечатлений об удивительном мире, и воображению, способного заполнить пустоты между скачками воспоминаний. И если подумать о безграничности времени, соотнести эти умопомрачительной величиной пределы времени, с теми, которые надо отсчитать назад в интересующий нас день от сегодняшнего момента, выйдет совсем небольшой временной отрезок. Главное сделать шаг в нужном направлении, усилие для взятия неприступной крепости. Первые детские вспышки, которые можно соединить в удобовоспринимаемые картины, начинают свой отсчёт. Вот запускаю эту киноленту, и первое, что возникает на мысленном экране, судя по редкости солнечных зайчиков на твёрдой дорожке и ощущению мягкой пасмурности вокруг, понимаю, что стою под несколькими ярусами деревьев – высокими, ограничивающими широту солнечного света и низкими, узорчато-лиственными, явно придающими подвижность лучистым бликам.

Моё личное открытие курортного парка, в котором располагался стоматологический кабинет санатория имени В. И. Ленина, произошло поздней весной или ранним летом. Когда, узнав о карантине в детском саду, я выпрашиваю у мамы, взявшей меня с собой на работу, разрешения выйти на улицу и оказываюсь у лебединого озера, того, что меньше по размерам, а ещё рядом имеется большой пруд. В конце шестидесятых, начале семидесятых годов прошлого века здравница имени Ленина располагалась в месте, которое сегодня ассоциируется с санаторием «Саки». Одноэтажное здание, в восточном крыле которого находился стоматологический кабинет, а в западном – парикмахерская, не сохранилось до настоящего времени. Милый сердцу дом располагался параллельно корпусу, существовавшей раньше Малой гостиницы, и на момент написания этих строк бывшего живым, хотя и заброшенным. Здания эти были похожи. Созданные в едином архитектурном стиле, они отличались красивыми резными навесами над деревянными верандами и наружными дверьми, имели несколько ступеней перед входом. Поручни из древесины стояли на тонких перекладинах, цветные просветы между которыми были оживлены анютиными глазками и ещё какими-то лиловыми цветами, растущими в близкорасположенных к дому цветниках. Комнаты в помещении были небольшими, но необыкновенно уютными не сами по себе, а за счёт какой-то внешней живительной подсветки и умиротворяющим звукам, доносящимся сквозь тонкие стёкла окон. Ради объективной девственности тех картин я назову имена только тех врачей, которые сохранила детская память. Знакомьтесь: в маленьком кабинете, расположенном прямо от входной двери, склонился над пациентом заведующий курортной стоматологией Павел Семёнович Калюжный. Он невысокого роста, носит классический костюм с галстуком, у него аккуратные усики, внимательные глаза смотрят через круглые стёкла особенно весело, когда он скажет что-нибудь смешное, будто говорят: «Вот теперь хорошо». Справа от кабинета заведующего комната побольше – в ней три кресла для приёма больных, два возле окна и одно у стены. Среди врачей, которые здесь принимают пациентов в две смены – моя мама Горная София Прокофьевна и её подруга Логунова Антонина Владимировна. Влетевший через отворённое окно, сияющий свет выдаёт образ блестящего наконечника бор-машины в руке статной женщины, одетой в белый халат. У Антонины Владимировны длинные тёмно-русые волосы, собранные на затылке, сейчас не видимые – они спрятаны под белой медицинской шапочкой; сузившиеся от напряжения глаза, уверенный, волевой подбородок; её жаркая шея всегда открыта, правая нога сама по себе, совершает (на автомате) чуть заметные движения. В такт с ними заводится знакомое жужжание машинки и выполняемые на лету послания медицинской сестре насчёт материала для пломбы. В кабинете любят переброситься неожиданными прибаутками с включением латыни: «quantum satis», «ad usum externum», «tempus vulnera sanat», «medicus amicus».