Черная любовь 2 - стр. 5
Я сжимаю бокал с шампанским, пока не чувствую, как стекло едва не трескается в моих пальцах.
Саша что-то мне говорит, но я не слышу.
Внутри все гудит, как от удара молнии – внезапно, больно, бесшумно.
Камаль ушел, оставив после себя выжженное пространство, в котором нет ни воздуха, ни звуков. Есть только одна пульсирующая тревога – за себя и за сына. И теперь за Сашу.
– Я же тебя просила, – говорю я глухо, сквозь стиснутые зубы, когда мы с Сашей остаемся вдвоем.
Моя рука дрожит, шампанское в бокале колышется, как поверхность воды перед штормом.
Саша убирает руку с моей талии и переспрашивает:
– О чем ты?
– Я же просила не знакомиться с ним, – бросаю острые, как нож слова.
Он хмурится.
– Что с тобой? Почему ты не в настроении?
– Просто мне он не нравится, ясно? Не нравится криминальный мир и все, что с ним связано. И… – я хмурюсь. – И какая помощь тебе потребовалась от этого человека?
– Не бери в голову.
Я резко ставлю бокал на ближайший столик. Звон стекла громкий, неуместный, а мое поведение, я знаю, вызывает в Саше удивление.
Может, я перегибаю. Может, мне и правда стоило молчать и изображать дружелюбие, чтобы угодить Саше, но дело в том, что угождать кому-либо – это последнее, к чему я стремлюсь последние пять лет!
– Я выйду, чтобы позвонить сыну…
Придумав правдоподобный предлог, я разворачиваюсь и быстрым шагом покидаю зал.
Дыхание обрывается, будто я бегу.
Мне просто нужно… выйти.
Нужно подышать. Найти воздух, которого так не хватало рядом с моим прошлым.
Толкнув стеклянную дверь, я выхожу в общую зону с барной стойкой и, наконец, глотаю свежий воздух. Здесь почти нет людей и открыта дверь на балкон, откуда веет прохладой.
– Стакан воды, пожалуйста, – обращаюсь к бармену. – Со льдом.
Ледяная вода охлаждает губы, язык и небо, но это не приносит должного облегчения. Только подчеркивает, как я горю внутри, а я не просто горю – я пылаю!
Он не имел права подходить ко мне.
Только не после того, как бросил нас с годовалым сыном в аэропорту – на произвол судьбы с чемоданом и кучей денег в придачу.
Боже, как давно это было…
Мы познакомились в плену, где Камаль оказался по воле своих врагов.
Я ухаживала за ним – зашивала раны, сбивала температуру и таскала еду украдкой, потому что его держали на цепях, морили голодом, пытали и издевались. Он провел в плену четыре года, а когда я немного поставила его на ноги, он сбежал и насильно забрал меня с собой.
После плена я родила ему сына – под обстрелами и завалами старого военного госпиталя, а сколько домов мы сменили, укрываясь от его врагов, не пересчитать.
Первый, впрочем, и единственный совместный год жизни малыша, Камаль был идеальным отцом для нашего ребенка, и я… полюбила этого мужчину.
Первым словом нашего сына было слово «папа» – настолько он был отцом! Настолько идеальным и любящим. Камаль многое знал и многому меня научил. Я влюблялась в него потихоньку, а в конце – он разбил мне сердце.
После очередного нападения его врагов на наш дом он привез нас в аэропорт. На прощание у нас были считанные минуты, и все эти минуты я потратила на мольбы – я молила его не оставлять нас. Молила забрать нас с собой. Молила, чтобы он выбрал семью, но он выбрал месть.
Камаль Шах посадил меня на самолет с годовалым сыном и сказал, что вернется за нами.