Человек из СССР. Пьесы 1927–1938 - стр. 6
Кузнецов. Хотите выпить что-нибудь?
Марианна. Вы что – принимаете меня за барышню при баре?
Федор Федорович. Барбарышня.
Кузнецов. Не хотите – не надо. (Таубендорфу.) Коля, значит, – до завтра. Не опаздывай.
Марианна (Кузнецову). Погодите. Сядемте за тот столик. Так и быть.
Федор Федорович. Огромный зал не вмещал грандиозного наплыва публики.
Ошивенский. Знаете что, Федор Федорович, потушите, голубчик, большой свет. Только лишний расход. (Он садится в плетеное кресло у стойки и без интереса просматривает газету. Потом задумывается, раза два зевает.)
Таубендорф (подходит к столику на авансцене, у которого сели Марианна и Кузнецов). Что прикажете? Вина, ликёру?
Кузнецов. Все равно. Ну, скажем, шерри-бренди.
Марианна. Странно: мне Ольга Павловна никогда ничего не рассказывала про вас.
Кузнецов. И хорошо делала. Вы завтра вечером свободны?
Марианна. А вам это очень интересно знать?
Кузнецов. В таком случае я вас встречу ровно в десять часов, в холле гостиницы «Элизиум». И Люлю притащите. Я буду с Таубендорфом.
Марианна. Вы с ума сошли.
Кузнецов. И мы вчетвером поедем в какое-нибудь резвое место.
Марианна. Нет, вы совершенно невероятный человек. Можно подумать, что вы меня и мою подругу знаете уже сто лет. Мне не нужно было пить этот ликёр. Когда я так устаю, мне не нужно пить ликёр. А я ужасно устала… Эти съемки… Моя роль – самая ответственная во всем фильме. Роль коммунистки. Адски трудная роль. Вы что, – давно в Берлине?
Кузнецов. Около двух часов.
Марианна. И вот представьте себе, – я должна была сегодня восемнадцать раз, восемнадцать раз подряд проделать одну и ту же сцену Это была, конечно, не моя вина. Виновата была Пиа Мора. Она, конечно, очень знаменитая, – но, между нами говоря, – если она играет героиню, то только потому, что… ну, одним словом, потому что она в хороших отношениях с Мозером. Я видела, как она злилась, что у меня выходит лучше… Кузнецов (Таубендорфу, через плечо). Коля, мы завтра все вместе едем кутить. Ладно?
Таубендорф. Как хочешь, Алеша. Я всегда готов.
Кузнецов. Вот и хорошо. А теперь-
Марианна. Барон, найдите мою сумку, – я ее где-то у телефона посеяла.
Таубендорф. Слушаюсь.
Кузнецов. А теперь я хочу вам сказать: вы мне очень нравитесь, – особенно ваши ноги.
Таубендорф (возвращается с сумкой). Пожалуйте.
Марианна. Спасибо, милый барон. Пора идти.
Здесь слишком романтическая атмосфера. Этот полусвет…
Кузнецов (встает). Я всегда любил полусвет. Пойдемте. Вы должны мне показать дорогу в пансион Браун.
Федор Федорович. А ваша шляпа, господин Кузнецов? Кузнецов. Не употребляю. Эге, хозяин задрыхал.
Не стану будить его. До свидания, Федор Федорович, – так вас, кажется, величать? Коля, с меня сколько?
Таубендорф. Полторы марки. Чаевые включены. До завтра, Марианночка, до завтра, Алеша. В половине девятого.
Кузнецов. Аты, солнце, не путай. Я сказал – в восемь.
Кузнецов и Марианна уходят.
Федор Федорович (приподымает край оконной шторы, заглядывает). Удивительная вещь – ноги.
Таубендорф. Тише, не разбудите старикана.
Федор Федорович. По-моему, можно совсем потушить. И снять этот плакат. Вот уж напрасно я постарался. Цы-ган-ский хор.
Таубендорф (зевает). Хо-ор. Да, плохо дело. Никто, кажется, не придет. Давайте, что ли, в двадцать одно похлопаем…
Федор Федорович. Что ж – это можно…