Человеческая стая - стр. 73
– Простите, можно войти? – пролепетала Поля.
– Она же тут была, – хмыкнул Даня, – я видел перед уроком.
– В туалет побежала, прижало от страха, что спросят, – Лина бросила классу насмешку над Полей, словно кость. И они дружно захохотали. Загомонили.
– Безотцовщину не научили, что все её грязные делишки надо делать на перемене! – Наташа поддержала подругу, и её шутку тоже встретил общий смех.
– Тихо! Вот в том и дело, что вы не на перемене, – приструнила их Валентина Григорьевна. – Иди на своё место, Поля!
Та скользнула тенью за свою парту, но ещё долго чувствовала уколы взглядов одноклассников, хотя все уже переключились на тему урока. Кто-то передал Поле листок с её сочинением. Валентина Григорьевна никогда не раздавала работы сама, как некоторые другие учителя, а пускала по рядам. Наверное, у неё был такой стиль, но вэшки считали, это потому, что она уже очень старая между партами ходить.
Зимний дневной свет, редкий для декабря, ярким потоком лился в окна кабинета литературы, и Поля невольно щурила глаза, внезапно уставшие. Что-то их резало целый урок и никак не проходило. То ли всеобщее пренебрежение, то ли красная тройка на листочке с сочинением рядом с её фамилией.
После звонка Поля нарочито долго складывала вещи в свой кожаный рюкзачок, чтобы никто не заподозрил, будто она специально задержалась в классе. Наконец все ушли, оставив Полю наедине с учительницей. Валентина Григорьевна сидела за столом и внимательно следила, чтобы седьмой «В» благополучно покинул кабинет.
– Слушаю тебя, – она устремила на Полю упрямый взгляд из-под изломанной домиком тонкой брови, старательно выщипанной и подведённой карандашом. Старушка старушкой, а литераторша всегда приходила при макияже, словно выучила эту науку с молодости. Поля не нашла в себе сил выдержать её взгляд и невольно опустила глаза.
– Почему три? – выронила она. Поля осталась стоять у своего места, сжимая в руках лист с сочинением.
– Сядь, – Валентина Григорьевна кивнула на первую парту крайнего ряда, придвинутую вплотную к её столу, и Поля поняла, что разговор будет долгим. Она послушалась, и теперь глаза ученицы оказались прямо напротив глаз учительницы. Валентина Григорьевна, эта уже почти изжившая свой век женщина, была единственным человеком, кто выслушивал Полю. Не высмеивал за ошибки. Ей, этой ссохшейся старости, словно уже не хотелось ничего для себя, но хотелось передать нечто важное молодости. И из всей параллели только Поля готова была впитывать знания. Но сейчас, привыкшая к особенному отношению, она так удивилась тройке, невиданной прежде, что осмелилась спорить с той, чьё мнение всегда принимала как должное.
– Потому что плохо слушаешь на уроках, – пояснила Валентина Григорьевна.
– Я хорошо слушаю, – возмутилась Поля. – Я знаю, что вы объясняли, могу хоть сейчас пересказать!
– Ну так почему же не пересказала?
– Я не согласна! Я пишу в сочинениях только то, что я думаю, – получилось с вызовом. Поля уже вскочила со стула, но вовремя опомнилась и снова села. И откуда взялись смелость и наглость бросать вызов учительнице?
– Пишешь, – кивнула Валентина Григорьевна. – А перед классом отстоишь свою позицию?
Поля снова опустила глаза. Она не справилась бы. Нет, и отвечая на уроках, Поля могла переговорить любого, но так открыта и искренна она бывала только в письменной речи. В сочинениях Поля не замечала границ, но не хотела бы говорить так при всех. И Валентина Григорьевна никогда не обсуждала с классом то, что поставило бы Полю в неудобное положение. Теперь же что-то изменилось.