Человеческая стая - стр. 15
– Это из-за тебя твоя сестра уехала и я не вижу, как растут мои внуки, – говорила на кухне бабушка.
– Твоя дочь уехала из-за устаревших предрассудков! – отвечала мать шипящим голосом, и Поля повернула голову, невольно прислушиваясь.
– Твоя сестра не виновата, что ты, влюблённая дура, сделала ошибку!
– Моя дочь – не ошибка! Она ничем не хуже сыновей твоей дочери!
– Только они-то рождены в законном браке! Само собой, Полечка не виновата! Она одна и есть радость моя на старости лет! Но ты-то как опозорила нашу семью! До сих пор мне прохода не дают, за спиной шепчутся! Только ради Полечки с тобой и говорю! А денег я тебе больше не дам, не проси. У меня их нет… Правда, нет! – с Полей бабушка Настя никогда не говорила таким голосом, но в разговорах с матерью часто проскакивала эта злая нетерпимость. Поля каждый раз затыкала уши – не могла слушать, когда спорят бабушка и мама. Не знала, на чью сторону встать. Вот и сейчас поступила так же – рефлекторно, даже зажмурилась. А когда открыла глаза и оторвала пальцы от ушей, на кухне уже говорили шёпотом.
Поля включила воду. Краска мгновенно стекла в трубу, оставив лишь неясный серый след, и девочка ждала, когда и он растворится. Она не поняла, о чём именно спорили на кухне. Только услышала своё имя. И захотелось исчезнуть, чтобы бабушка и мама больше не ссорились. Вдруг они скажут друг другу такие слова, как мама и «другая дочь»? Тогда они больше не будут видеться и Поля не сможет приходить к бабушке на пятый этаж. Но ничего не изменилось. Мама заняла денег у своей подруги, тёти Раи, а Полю продолжила оставлять у бабушки ещё какое-то время.
Скоро наступил тысяча девятьсот девяносто первый. Для Поли этот год ознаменовался тем, что мама стала брать её с собой на работу ежедневно. Бабушка Настя больше не присматривала за ней. Но дело было не в ссорах. Бабушка заболела. Поля допытывалась, когда всё снова будет как раньше, но мать только нервно пожимала плечами.
– Разве можно так долго болеть? – спрашивала Поля и видела в глазах матери тоску. Она была слишком мала, чтобы понять причины этой невероятной грусти, рвущейся из самых глубин души помимо воли матери. Но эмоционально она с лёгкостью считывала, что не нужно говорить о бабушке Насте, и совсем скоро перестала задавать вопросы, когда же жизнь вернётся в привычное русло. В те годы Поля ещё не знала, что значит – никогда. Никогда больше не будет рядом бабушки Насти. Никогда не вернутся прежние их с мамой привычки. Даже город, где родилась Поля, изменит название. Страна станет другой. Нет, ничто не исчезнет: всё будет. Но иначе. Вечное движение – жизнь – подхватит и понесёт всех людей вперёд. Кого-то выбросит на обочину, но большинство пойдут дальше.
Библиотека сделалась привычной для Поли. Здесь она прекрасно ориентировалась: знала, где художественная литература, где научная, где редкие издания, а где популярные писатели. Отлично умела пользоваться алфавитным перечнем и разобралась, как расставлены по шкафам книги.
Поля научилась исчезать. Растворяться между этими стеллажами с пыльными фолиантами. Не попадаться на глаза маминой начальнице, другим сотрудникам и посетителям. Поля достигла совершенства в искусстве быть незаметной, и мать хвалила её за это. От похвалы было сладко и радостно, что мама довольна. Мать объяснила: начальница позволила приводить её с собой всего неделю или две, пока болеет бабушка Настя, а затянулось всё на несколько месяцев. Конечно, начальница не могла не знать о Полином присутствии, но, видимо, входила в положение матери-одиночки. Только Поле в те времена об этом ничего не говорили, чтобы она не мешала работать и не попадалась на глаза и под руку. Иногда под горячую.