Частичка тебя. Мое счастье - стр. 13

Вот оно. Дружба. Большего мне не предлагают, не так ли?

Дедушка Мороз, я хочу уже перестать испытывать боль, разговаривая с этим мужчиной. Я буду хорошо себя вести еще лет десять или двадцать, только подари мне в этом году исцеление от него навсегда!

— Правда хочешь знать? — я разворачиваюсь к Ольшанскому лицом, говорю с яростью, едва разжимая губы. — Скучаю ли я по времени, когда я смотрела тебе в рот? Когда изо дня в день замирала от всякой твоей улыбки, от каждого взгляда в мой адрес? Как каждое утро выбирала платье, надеясь, что ты увидишь во мне женщину? Как позволяла тебе лежать на моих коленях по вечерам и думала, что это что-то значит. А это ничего не значило, Ник. Ты вставал и смотрел не на меня. Влюблялся. Жил полной жизнью. А все что должна была делать я — молча ждать. Ждать, когда ты разочаруешься и снова позвонишь мне, потому что не с кем посмотреть хоккей пятничным вечером. Ждать и быть той, на которую ты никогда не посмотришь.

— Энджи…

— Нет, Ник, я не скучаю, — я не позволяю себя перебить, — это были самые паршивые три года в моей жизни. И лучше бы их не было. В идеале — лучше бы и нам с тобой не знакомиться, но тут уж как вышло.

Он не говорит, но говорить тут и не о чем.

Он снова пытается ко мне прикоснуться, но я настолько отчаянно хочу, чтоб он ушел, что ощущаю его пальцы в паре сантиметров от моей кожи. Шагаю подальше, а потом резко прихватываю его сумку и переворачиваю её над кроватью. Что-то сыплется, что-то катится, что-то хлопает, падая аж на пол.

— Уходи, — я впихиваю сумку ему в руки не глядя, — и сделай одолжение, не навещай меня больше. У тебя беременная невеста. О ней и беспокойся.

Я замолкаю и слышу все.

Свое сердце, что вот-вот захлебнется в предсмертной агонии.

Его дыхание, каждый вдох которого отдается в моей душе колокольным боем.

Уйди! Уйди! Уйди!

Я думала — это навязчивая мысль, оказалось — привязчивый шепот. Слово, которое не сходит с моего языка.

Пара минут, что он стоит за моей спиной, кажется мучительной вечностью.

А потом — все-таки хлопает дверь за моей спиной.

Наконец-то.

Я бессильно сползаю на кровать, умудряюсь сесть на чашку, приходится её из-под себя вытаскивать.

— Вот это страсти у вас, — вполголоса комментирует Ирина, — не хочешь поподробнее рассказать, какой он козел?

Я бессильно болтаю головой. Не сейчас, не сегодня, не в этой жизни.

Взгляд мажет по полу, цепляется за ярко-зеленое пятно.

Склоняюсь ближе, тянусь пальцами к нему, понимаю, что пальцы скользят по твердой книжной обложке. Стаскиваю с носа залитые слезами очки, притягивая к носу свою находку.

“Тяжелый цвет Куртейна. Зеленый”.

Эту часть… Я еще не читала… И как он догадался?

Открываю книгу, скольжу по строчкам взглядом.

Буквы складываются в слова. Слова в спокойствие. Вот так-то лучше...

Пожалуй, Галина Дмитриевна права.

К психологу мне все-таки надо.

4. 4. Ник

— Проходите, — медсестра открывает мне дверь и уступает дорогу.

Мама, когда я подхожу, опускает на одеяло планшет.

Для матери “неприлично взрослого мужчины” она у меня очень современная. Впрочем это не странно, она всегда такой была. Задавала мне с сестрой высокую планку.

— Коль, я просила же не грузиться, — бурчит мать, — у тебя полно беготни со свадьбой. Алька сегодня уже приезжала. Чего ты носишься через всю Москву к больной старухе?