Часова - стр. 15
Грохот крови в ушах не дает услышать конец фразы…
Отчаянно смотрю на вкладки в телефоне, на фотографии пропавших детей, найдены, живы, черт, черт, черт, черт, черт, черт, черт…
– …здравствуйте…
Хорошо одетая женщина нервно мнет перчатки.
– Я, собственно… по поводу сына…
Настораживаюсь:
– Ваш сын недавно… не терялся?
– Да он вечно теряется, телефон выключен, уже не знаю, что с ним делать…
– В розыск объявляли?
– Да какой розыск, шляется где попало, потом домой явится, на уроки забил совсем…
– Что же, попробуем разобраться, с сыном вашим поговорить можно?
– Да нет, вы постойте, я не об этом…
Теряюсь:
– А о чем?
– Понимаете… к вам тут сценарист приходил, от которого герои сбе… ну, не сбежали, а наоборот, в норму пришли…
– Да, приходил…
– А у вас контактов его не осталось?
– Видите ли…
– …да, да, я понимаю, врачебная тайна, и все такое… – роется в сумочке, достает кошелек, – ну я думаю, мы с вами договоримся…
– Послушайте… – у меня перехватывает дыхание, – я… я правда не знаю, где он… он не оставил ничего… ни телефона, ни адреса…
Смотрит на меня ледяными глазами:
– Жаль… очень жаль…
Резко поднимается:
– Всего хорошего.
Хлопает дверь.
Выжидаю, осторожно вынимаю из ящика стола визитку сценариста, рву в мелкие клочки, еще мельче, нет, еще мельче, нет, еще…
На клетку вперед
– …входите!
Дверь распахивается, никого нет, на крыльце стоит шахматная пешка, это что-то новенькое, оставить пешку и убежать. Розыгрыш какой-то, или что похуже, уже представляю себе жуткую шахматную партию, в которой я буду играть роль пешки, и в какой-то момент…
…ладно, пошло оно все, к черту, к черту, встать, закрыть дверь, черт, это теперь через весь холл тащиться от уютного камина в подступающий снаружи холодок…
Уже отодвигаю кресло, когда…
…черт.
Нет, никакой ошибки – пешка прыгает через порог на клетчатый пол, замирает.
Выжимаю из себя остатки вежливости:
– Э-э… добрый… вечер.
– Добрый вечер.
Голос чуть хрипловатый, механический, как у какой-нибудь старинной игрушки, а впрочем, откуда я знаю, какие голоса должны быть у шахматных фигур… да никаких не должно быть, если на то пошло…
Не выдерживаю паузы, добавляю:
– Входите.
– Но… – пешка делает паузу, многозначительно смотрит на меня круглыми, блестящими глазами, чего-то ждет. Да какого черта, в самом-то деле, вы мне тут дом решили выстудить, или что…
Уже хочу разразиться гневной тирадой, спохватываюсь, понимаю, что должен сделать…
Ничего не попишешь, отодвигаю кресло, делаю шаг.
Пешка прыгает на следующую клетку пола.
Шаг.
Прыжок.
Шаг.
Прыжок.
Шаг…
Замираем друг напротив друга, я в шахматах не особо шарю, но понимаю, теперь никто из нас не сможет сделать шаг, и тем более, никто из нас не сможет уничтожить другого…
– Я к вам… на прием.
Это что-то новенькое, говорю я себе, какие проблемы могут быть у пешки, ну мало ли, да еще бы не было проблем, когда тебя по несколько раз в день убивают…
– Понимаете, мне иногда кажется, что я дерево.
– Вот как?
– Скажите… это… это уже шизофрения, да?
– Ну, не будем делать поспешных выводов… И когда вам это кажется?
– Да почти постоянно, когда мне не нужно делать ход. Вот так стою на клетке, задумываюсь… И мне кажется, что я дерево, что я должен стоять в лесу, шуметь листьями, что я тянусь к солнцу, что я цвету по весне…
– Ну что же, всякие бывают фантазии… может… может, вы хотите ненадолго уйти из того мира, где вас убивают по нескольку раз в день, где вы сами убиваете направо и налево, уйти в спокойный и безмятежный мир, где нет никаких проблем…