Царь-инок - стр. 30
– А Иван?
– Ваня совсем молод еще. Только служить начал при дворе. Служит исправно, но той силы, что вижу в Василии, – нету ее в нем. Время покажет еще! Туши свечу, Алексашка! Будем спать… Устал я.
Свеча погасла, и, улегшись на покрытую попоной солому, князь Андрей, помолчав, молвил в темноту:
– Чую, будто чужой я… В семье, в думе… Уйти бы куда, да куда? Спишь, Алексашка?
Глубокий заливистый храп был ему ответом – сморенный тяжелой дорогой, Алексашка уснул тотчас. Князь не стал его будить, отвернулся, улегшись на бок…
А утром он уже был весь поглощен делом – рассылал следопытов искать татар, расставлял людей на различных рубежах, дабы перекрыть все возможные пути к Рязани, сам с основными силами двинулся по основной дороге, надеясь там встретить вражье войско.
Но битвы не было. Опасаясь столкновения с войсками Шуйского, татары спешно отступили обратно в степь, не успев нанести значительного урона. Князь Андрей Иванович победителем вернулся в Москву…
Осенью в Москву возвращалась Мария, бывшая королева Ливонии, единственная наследница удельных старицких князей и троюродная сестра государя Феодора. Сопровождал Марию английский посол Джером Горсей, доверенное лицо Бориса Годунова.
Покинув ненавистную Польшу, Мария радовалась до слез, что все – и несчастливый брак с Магнусом, и полуголодное существование в Риге, и надменность королевских стражей, охранявших ее, – все теперь в прошлом. В прошлом был и Иоанн, когда-то уничтоживший под корень всю ее семью и насильно выдавший юную Марию за герцога Магнуса, руками коего мечтал заполучить Ливонию. О, как она ненавидела их все эти годы, как рыдала, смеясь, не в силах скрыть своего счастья в день смерти нелюбимого мужа, промотавшего все состояние и открыто жившего с другими женщинами. Марию же он презирал и называл грязной свиньей. Ее, правнучку Ивана Великого! Так же неудержимо она радовалась смерти Иоанна, коего с детства ненавидела и боялась. Теперь она порой мечтала о возвращении в Россию, но не в Старицу – в опустевшем тереме отца она не смогла бы жить…
И когда из Москвы прибыл Горсей, у нее появилась надежда, что вскоре все изменится.
– Государь прослыл, в каком бедственном положении живет его сестра, и пожелал вернуть вас в Москву, – говорил посол с уважением и почтительностью, от коих Мария успела отвыкнуть. Горсей улыбался лучисто и искренне, обещал Марии блага и почет, место при дворе и брак со знатным вельможей, и Мария верила, ибо она помнила Феодора с детства, он не такой, как его отец, он хороший и добрый.
Решили выезжать немедленно. И каково было удивление Горсея, когда он спросил у Марии, где же ее вещи, она ответила, что вещей у нее нет…
Выезжали рано утром, еще в предрассветных сумерках, и возок летел так стремительно, словно за ними была погоня. Горсей, Мария и ее дочь, пятилетняя Евдокия (самое дорогое и прекрасное, что осталось у Марии после ее несчастливого брака), ехали в одном возке. Евдокия звонко смеялась, радуясь скачке, все лезла Горсею на колени, один раз даже схватила его за треугольную бородку. Посол умело скрывал раздражение, улыбался, мягко отстраняя от себя девочку – племянницу самого государя, пока Мария, наконец, не усмирила дочь и не усадила рядом с собой.
Всю дорогу Горсей невольно любовался Марией, необычайно стройной, в отличие от большинства русских женщин. На ней было зеленое платье с широкими рукавами, самое простое, без излишеств, которые Горсей видел в нарядах европейских женщин, талию подчеркивал узкий корсет, темные волосы были собраны под высоким чепцом. Пожалуй, она была хороша! И сейчас, спасая еще совсем молодую женщину из ее бедственного положения, Горсей был доволен собой! И позже в своих воспоминаниях он изобразит отъезд Марии из Риги как бегство, чуть ли не им самим организованное.