Бывший муж. Смотри, кого ты потерял - стр. 11
– Что с вами произошло? — спросил он, не повышая голоса. – Вы помните нападавшую?
Я с трудом сглотнула, пытаясь собрать мысли в кучу. Рассказала всё, что могла вспомнить, сквозь накатывающие приступы слабости. Он слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка кивая головой. Когда я закончила, он немного помолчал, словно переваривая информацию.
– И что вы планируете делать дальше? – будто между прочим уточнил он.
– Я… я посажу её! – прошептала я, чувствуя, как внутри разгорается огонь отчаяния и жажды справедливости, единственного, что могло бы хоть как-то заглушить эту боль. – Она должна ответить за это. За то, что сделала с моей дочерью.
Услышав мой ответ, мужчина поджал губы, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на презрение или усталость, словно он выслушивал очередную наивную глупость. Он достал из внутреннего кармана дорогого пиджака объёмный конверт из плотной бумаги, который казался подозрительно тяжёлым, и демонстративно положил его на тумбочку рядом с моей кроватью, словно это был некий символ, материальное воплощение цинизма.
– Карина Рустамовна приносит свои извинения, – произнёс он, и каждое слово прозвучало как раскат грома.
Карина Рустамовна… Так вот как зовут эту гадину, эту безнаказанную дрянь. Весь мир сузился до размеров этой палаты, до этого человека, который небрежно распоряжался моей судьбой.
– И считает, что денежная компенсация может загладить её вину. Тем более что ребёнок жив.
Мои глаза расширились от шока и негодования. «Ребёнок жив»? Это что, шутка такая?!
Как будто это не величайшее счастье, а всего лишь досадное обстоятельство, которое можно исправить горстью купюр. Как будто жизнь моего ребёнка имела ценность лишь в контексте денежной суммы. Эта фраза была настолько циничной, настолько бесчеловечной, что я почувствовала, как кровь приливает к лицу, а в висках застучало.
– Вы с ума сошли?! – возмутилась я, пытаясь привстать, но слабость ещё держала меня. – Я её посажу! За то, что она сделала!
Мужчина наклонился надо мной, и его лицо оказалось пугающе близко, его глаза смотрели прямо в мои, и в них не было ничего хорошего. Он больно схватил меня за локоть, его пальцы впились в кожу, и резко дёрнул к себе, заставляя вскрикнуть от боли и неожиданности. Это был не просто физический акт, это был акт демонстрации власти, напоминание о моей беспомощности.
– Не глупите, Ольга Николаевна, – прошипел он, его голос был таким низким и негромким, что по спине пробежал мороз, проникая до самых костей. – Видео с камер стёрто. Все свидетели скажут, что вы сами упали.
Он перешёл на открытую угрозу, уничтожая последние крохи моей надежды на закон и порядок.
– А если будете упорствовать… – мужчина сделал паузу, и в его глазах промелькнула угроза, от которой кровь застыла в жилах, а лёгкие сжались. – …вас, выродка детдомовского, упекут в психушку. А ваш приплод отправится в туда же, повторяя вашу судьбу.
Мой разум отказывался воспринимать эти слова. Приплод…
Это слово звучало как клеймо, как приговор. Он говорил о моей Наденьке.
Этот незнакомый мне мужчина прекрасно знал о моей прошлой жизни. Понимал, что для меня, выросшей в детском доме, было самым страшным, что и мой ребёнок повторит мою судьбу, окажется в том же аду, через который прошла я. И он намеренно использовал это, чтобы сломить меня, добить, лишить последней воли к сопротивлению.