Бывшие. Любовь с осложнениями - стр. 12

Нет ничего хуже, чем когда войну тебе объявляет человек родной и близкий, знающий досконально все твои стратегически слабые места.

Господи, мне только работать с ним не хватало…

Слово за словом, мысль за мыслью, я упираюсь в очевидное: если так будет продолжаться, я просто не выдержу. Я же знаю, как это работает. Ненависть в воздухе растёт, давит, перекрывает кислород.

Ненависть плохо поддаётся лечению временем. Она лишь усиливается, пока не найдёт выхода наружу.

Делаю ещё один глоток, и горячий кофе обжигает губы.

Секунда боли трезвит.

Может, уехать?

Почему нет?

Я ведь давно уже об этом думала. Красноярск, конечно, неплохой город, но что меня здесь держит?

Может, покрутить глобус, закрыть глаза, ткнуть пальцем в случайное место. Снова стать чужой в новом городе. Искать, создавать, заново строить. Это ведь лучше, чем оставаться здесь и каждый день ощущать эту ядовитую атмосферу.

А я смогу?

На секунду я закрываю глаза, откидываюсь на спинку кресла.

Смогу, наверное…

Но почему я чувствую, что бегство будет ещё большим поражением? Почему я не могу просто уйти – оставить всё это позади?

Он всё равно считает меня слабой. Не способной. Не стоящей даже капли уважения.

Вот это и останавливает.

Глупо.

Не его мнение. Не его фырканье.

Глупо позволить всему этому определять мою жизнь.

Три года.

Все три года я пыталась убедить себя, что он для меня больше не существует. Что я двигаюсь дальше, что у меня, как и у него, новая жизнь.

Но вот он здесь, рядом, совсем близко.

И я понимаю, что лгала себе все эти три года.

Богдан всё ещё в моей голове. Всё ещё внутри.

И он…

Ненавидит меня.

А я – люблю.

Делаю глубокий вдох.

Не думать. Не думать о том, как сложно теперь будет. Не думать о том, как сильно он влияет на меня.

Надо собраться. Просто собраться и заниматься тем, что я умею лучше всего – помогать людям.

Телефон звонит, на экране высвечивается имя Артёма, нашего анестезиолога, которого мы в коллективе между собой называем Айс, за его хладнокровие и невозмутимость.

– Да?

– Женя, готовься сменить коллегу, – безапелляционно.

– Что-то случилось?

– Таня не может найти причину кровотечения. Пулей, плиз.

– Бегу.

Бросаю трубку и мчусь наверх.

В предоперационной ждёт медсестра.

Быстро стягиваю с себя одежду, забираю из её рук стерильный хирургический костюм. Под шапочку убираю все волосы. На лицо маску, закрывающую рот и нос. После – халат, который медсестра помогает завязать на спине.

Мою руки, обрабатываю антисептиком, давая им обсохнуть на воздухе.

– Давайте перчатки, – вытягиваю ладони вперёд.

Медсестра подаёт стерильные перчатки. Ловким движением надевает одну, другую. Проверяет, чтобы они герметично сели на рукавах халата.

Вхожу в операционный блок.

Богдан стоит у головы пациентки. Он нагружает операционную команду своими короткими, резкими приказами. Череп пациентки вскрыт, изнутри блестит кость черепа.

В воздухе висит густое напряжение.

– Давление восемьдесят пять на пятьдесят. Долго не протянет, – Айс не отводит взгляда от мониторов.

– Жень, я всё проверила. Матка, трубы, яичники – всё цело, – Таня сводит брови над переносицей. – Кровотечение есть, но я не понимаю, где. Я везде посмотрела.

– Значит, не везде.

– Было бы неплохо, если бы вы приступили к работе, Евгения Сергеевна, – цедит Богдан.

Подхожу к операционному столу вплотную. В голове прокручиваю возможные причины кровотечения и план действий. Время на счету, и каждая минута может стоить этой несчастной жизни.