Бумеры, или Мы и девяностые - стр. 12
Впрочем, Зинины «припадки величия», как их называл Валера, проходили быстро. Следует отметить, что он сам этому способствовал.
Творческому человеку необходим особый воздух. Им можно надышаться только в среде себе подобных. Иногда Зина выбиралась на выставки, и там находила родственные души: художников, скульпторов. Но все эти люди были нищими, к тому же постоянно пили. Зине быстро становилось с ними скучно. Её опять тянуло к Валере.
Выпускной курс потребовал серьёзной работы над дипломом, и Зина с чистой совестью бросила работу в фирме. Родители, в ту пору не бедствовавшие, её поддержали.
– Я же говорил, что тебе нечего делать в страховом бизнесе, – прокомментировал Валера её увольнение.
– Правильно. Моё призвание – искусство, – огрызнулась Зина.
– Ого! Призвание? – Он поднял левую бровь.
В тот день они поссорились. Потом, как всегда, помирились. Валера знал толк и в ссорах, и в примирениях.
Путь любых отношений, как и путь отдельной жизни, есть цепочка кризисов. Через несколько дней Зина вдруг спросила ни с того ни с сего:
– А что дальше?
Её время заканчивалось. Двадцать один год – почти старуха. В двадцать пять она будет вообще никому не нужна. В голове тикали биологические часы.
Свои часы (не только биологические, но и коммерческие) были и у Валеры. Его глаза стали холодными и тёмными, как асфальт.
– В смысле – дальше? – переспросил он. – Я же говорил тебе, что люди успешные и сильные живут настоящим.
– Я имела в виду: как мы будем дальше?
Возникла пауза. Зина почувствовала себя маленькой и беспомощной. Она уменьшалась и уменьшалась, как Алиса в стране чудес. Вот-вот её вовсе не станет…
– Может быть, ты хочешь, чтобы ради тебя я бросил Инну Васильевну, бабушку моего будущего внука? – Валера, прищурившись, смотрел на неё.
Зина впервые отметила, что у него глаза хищного кота. Не льва, не тигра, а какого-нибудь гепарда.
– Я ничего не хочу. А что бы ты хотел сделать ради меня?
Он рассмеялся, зло и холодно. Достал сигарету и закурил, глядя в окно кабинета на серый пасмурный день.
– А я-то надеялся, что ты – умная, понимающая девочка. А ты… не умеешь ценить жизнь такой, какая она есть. Тебе нужно больше, чем ты в состоянии унести. Сама – никто и звать никак, а уже предъявляешь претензии. И кому – мне!
– Может, мне вообще уйти? – прошептала Зина.
Её губы дрожали.
– Да катись куда хочешь, кто тебя держит, – с досадой отозвался Валера.
И вдруг схватил стул и злобно шваркнул им об стену, оставив тёмную полосу на безупречных обоях.
Зина встала и вышла.
Скрутило её на улице. «Вот и всё», – прозвучал в голове скрипучий голос.
Она оказалась в чужом дворе. Села на холодные покосившиеся качели, вцепилась руками в железную опору и взвыла. Было физически больно; ныло в районе сердца или желудка. Хотелось броситься с отвесной скалы и разбиться о камни норвежского фьорда. Хотелось найти Эдика и поплакаться ему в жилетку. Хотелось бежать к Валере и просить прощения за то, в чём не виновата…
Зина посидела ещё минут двадцать. Слёзы кончились, вернулась способность мыслить. Продлевать этот кошмар не следовало. Она расставалась с Валерой, чтобы начать нормальную жизнь. Она справится. Пусть не сразу, а когда боль поутихнет. Она ведь помнит, что когда-то жаль было расставаться и с Эдиком…
«Я никому больше не позволю себя унижать», – подумала Зина. Или произнесла вслух? Рядом находилось богемное кафе. Она отправилась туда и, конечно, встретила знакомых художников…