Бремя любви - стр. 5
Ужасно, что Чарльз умер. Родители, конечно, любили его больше, чем ее, но Лаура не оспаривала справедливости этого. Однако теперь… теперь-то она займет место Чарльза в его королевстве. Теперь она – единственный ребенок у родителей, и все их надежды и вся любовь сосредоточатся на ней. Она представила себе их возвращение, раскрытые объятия матери. «Лаура, моя дорогая девочка, теперь ты у меня одна на всем свете», – слышала она ее слова, рисуя в воображении трогательные сцены. Сцены, на которые в действительности вряд ли были способны Анжела и Артур Фрэнклины. Но для Лауры они были полны экспрессии и тепла, и она постепенно так уверовала в них, будто они уже произошли.
Однажды она шла по деревенской улице, репетируя воображаемый разговор: шевелила бровями, покачивала головой, бормотала какие-то слова. И так была увлечена этой эмоциональной игрой, что не заметила мистера Болдока, который шел ей навстречу из деревни, толкая перед собой установленную на колеса садовую корзину с покупками.
– Привет, молодая леди.
Лаура испуганно остановилась и покраснела, грубо вырванная из драматической ситуации, в которой отвергала предложение виконта выйти за него замуж, потому что ее мама ослепла. («Я никогда не выйду замуж. Моя мама для меня – все».)
– Родители еще не вернулись?
– Нет. Приедут дней через десять, не раньше.
– Понятно. Не хочешь ли выпить со мной чаю?
– О да!
Лаура была горда и взволнованна. Мистер Болдок, профессор университета, находившегося в четырнадцати милях отсюда, имел в деревне небольшой домик, где проводил отпуска, а иногда и выходные дни. Он не признавал светских манер и обычно довольно невежливо отказывался от неоднократных приглашений четы Белбури, чем несказанно их обижал. Единственным человеком, с кем его связывала многолетняя дружба, был Артур Фрэнклин. Джон Болдок не отличался приветливостью и к своим ученикам относился с такой беспощадной иронией, что только наиболее способным удавалось достичь признания. Остальные прозябали в неизвестности. У него было несколько крупных работ, посвященных малоизвестным периодам истории, написанных таким малодоступным языком, что только немногие читатели понимали, о чем идет речь. Робкие просьбы издателей писать более понятно были жестоко осмеяны. Мистер Болдок заявил, что только те, кто способен оценить его труды, достойны быть его читателями. С женщинами он бывал особенно груб. Но они, им очарованные, готовы были вновь и вновь терпеть его хамство. Он был человеком чудовищных предрассудков и нетерпимого высокомерия, но за его принципами неожиданно открывалось удивительно доброе сердце.
Лаура знала, что это большая честь – быть приглашенной к мистеру Болдоку на чай, и соответственно подготовилась. Пришла тщательно одетая, умытая и причесанная, но с некоторым страхом в душе, потому что мистер Болдок всегда вызывал тревожные чувства.
Экономка мистера Болдока провела Лауру в библиотеку. Он поднял голову и уставился на нее:
– Привет. Что ты здесь делаешь?
– Вы пригласили меня на чай, – сказала Лаура.
Мистер Болдок задумчиво на нее поглядел. Лаура смотрела на него серьезно, почтительно, умело скрывая внутреннюю неуверенность.
– Да, пригласил, – пробормотал мистер Болдок, потирая нос. – Гм… Верно, пригласил. Не знаю только зачем. Ну тогда присаживайся.