Бравый солдат Йозеф - стр. 5
Завод и общежитие стали для него и семьей, и домом. Добросердечная вахтерша тетя Мотя, шумная и заводная воспитательница Людмила Владимировна Вильдяева, строгая – но по-матерински заботливая – комендант Антонида Семеновна, немногословный, думающий наставник Степаныч. Всегда готовая прийти на помощь новая знакомая с курсов рабочих корреспондентов – Анжела. И, конечно же, редактор заводской многотиражки «Молот» – Нелли Викторовна Синицына, которая, как он позже узнал, и сама была немкой по фамилии Винценц. Именно она настойчиво подталкивала его читать и писать, не жалела времени на правку, уговаривала, спорила – будто надеялась, а может, и верила: из него выйдет настоящий журналист.
Брат Антон, в звании прапорщика, служил охранником в одной из тульских тюрем. Жил с женой Олей и двумя детьми в деревянном бараке неподалеку от заводского общежития. С Иосифом их уже почти ничего не связывало – кроме общих родителей. Да и говорить им, по правде, было не о чем. Единственной ниточкой оставалась семилетняя племянница Наташа. Она не чаяла души в своем дяде и продолжала грезить о том, что когда-нибудь вся семья Цимерманов будет жить под одной крышей – как в сказке, где все обязательно складывается к лучшему.
Как на иконе
Сквозь полусон и слипающиеся веки засыпающая девочка все еще видела застолье в ленинской комнате общежития, как смеялись взрослые и как подстригали ее любимого дядю налысо. Чуть позже она уже спала, свернувшись калачиком на скамейке, положив голову ему на колени.
Потом Наташа смутно почувствовала, как Иосиф бережно – словно хрупкую куклу – поднял ее, стараясь не потревожить сна. Девочка инстинктивно обвила его шею руками, не просыпаясь, прижалась щекой к плечу – крепко и доверчиво, как умеют только дети.
Так они и поднялись на второй этаж. Тетя Мотя с баулом забежала вперед, чтобы открыть дверь в его комнату. Осторожно опустив Наташу на кровать, Иосиф укрыл племянницу одеялом. Сам присел за стол, протянул руку к рамке с фотографией.
Это был общий снимок – тетя Мотя, Наташа и он сам. Фотограф, проверяя пленку, тогда одобрительно пробормотал:
– Отлично вышли. Прямо как на иконе…
В ту ночь Наташе снился большой, светлый дом. Он был как из сказки – утопал в зелени, в цветущих яблонях, от которых шел такой вкусный, нежный запах, будто кто-то разлил яблочное варенье прямо по ветру. Дом стоял крепко, ровно, стены не скрипели, не шатались. Не то что их барак, где все было криво, тесно, и от соседей слышно каждое слово. Там, в том сне, не было уличного сортира, от которого несло на всю округу и который в каждую оттепель отрывался от земли и уплывал на проезжую часть дороги вместе с талыми водами и какашками, как большой зловонный корабль.
Во сне мама и папа не ругались. Папа не кричал, не замахивался, не хлопал дверьми. Он гладил маму по плечу и смеялся, а Наташа стояла рядом – босая, но счастливая, и смотрела на них широко открытыми глазами.
А потом она увидела бабулю с дедулей – не такими, как обычно. Не с бутылкой и не на полу, а веселыми, в чистой одежде. Они даже пели что-то – про костер, что не гаснет. А потом вдруг все стало темнеть, как будто вечер наступил слишком быстро, без предупреждения.
Девочка стояла у ямы. Там был гроб. Бабушка лежала в нем, и земля под ней шевелилась, будто хотела забрать. Яма уходила вглубь, все глубже, и как только гроб коснулся дна – он вдруг провалился еще ниже, в черную воду. Наташа закричала: