Бравый солдат Йозеф - стр. 32
Тетя Мотя, Галина Николаевна и воспитательница общежития Людмила Владимировна постарались приодеть своего питомца в турпоездку по Прибалтике как подобает. Да так, что потом сами признались:
– Выглядишь будто с обложки зарубежного журнала!
– Прям артист, настоящий! – всплеснула руками от удовольствия вахтерша.
Иосиф был одет в строгое черное приталенное пальто. На голове – темно-коричневая норковая шапка с высокой тульей, ворс которой поблескивал даже в кромешной темноте. Махеровый длинный белый шарф спускался до пояса. Кожаные полусапожки на пятиисантиметровом каблуке с острым носом завершали образ…
Он выждал немного, подошел к той же продавщице и, сдерживая себя, произнес на немецком:
– Fräulein, könnten Sie mir bitte diese Damenhandtasche zeigen? (Фройляйн, не могли бы вы показать мне эту дамскую сумочку?)
Иосиф автоматически указал на витрину пальцем. Продавщица в тот же миг расцвела улыбкой, метнулась к полке и подала ему сумку:
– Bitteschön! Bitteschön! – повторяла она по-немецки «пожалуйста», сияя, как солнце.
– Wieviel kostet es? – спросил Иосиф цену, криво улыбаясь и с трудом сдерживая раздражение.
Турист заплатил, забрал покупку и, уже на выходе, через плечо холодно бросил по-русски:
– Собака…
***
Иосиф заступил в наряд на кухню на все выходные – с пятницы до понедельника.
– Кошмар… – ужаснулся Игнатьев. – Я уже после одной ночи повеситься был готов.
Весь их призыв посмотрел на ефрейтора с сочувствием – взгляды были полны сострадания.
– Наконец-то и наш коммуняка по уши в дерьмо влетел, – злорадно буркнул «дедушка» Коровин. – Там его научат как следует котлы и полы драить. Мало не покажется. Это тебе не идеалы в стенгазете воспевать.
Что скрывать – Иосифу стало как-то не по себе. Сколько раз он наблюдал за беднягами из кухонного наряда. С ног до головы – мокрые: то ли от воды, то ли от жира, расползшегося по гимнастеркам и штанам. Кирзовые сапоги, обычно вычищенные до блеска, были облеплены грязью и столовыми отходами. Вспотевшие, красные лица – словно они часами не вылезали из кипящих котлов. Руки – того же цвета: распаренные, опухшие от постоянного контакта с водой и щелочью. Мыли посуду кальцинированной содой. Руки потом зудели, шелушились, а если попадало под ногти или в трещины на пальцах – жгло так, что выть хотелось.
Все это он знал по рассказам того же Игнатьева. Но теперь Иосифу предстояло убедиться в этом на собственной шкуре.
«Зверь», «кровопийца», «людоед» и «чудовище» – если откинуть весь солдатский мат, только такие эпитеты доставались дивизионному повару. Его боялись больше, чем караула на пронизывающем ветру. Это был высокий, жилистый абхазец с тяжелым, хищным взглядом и тугой, как войлочная шапка, копной курчавых темно-рыжих волос.
На лице – аккуратно выточенные усики, будто под линейку. В армии такое носить запрещалось, но майор Цуроев, сам чеченец, предпочитал не замечать. Кавказцам он делал поблажки – по-своему, по-родственному. Аслан же щеголял этими усами, как короной, а надменный прищур будто говорил: вы все тут пешки. Формально – рядовой, по факту – самодержавный «черпак», повелитель кухонь и подвалов, Аслан Тарба не кричал – он рычал. Не приказывал – приговаривал. И каждый новобранец, попавший под его «кухонное командование», быстро понимал: наряд у Тарбы похуже десятикилометрового марша в ОЗК, с карабином за спиной и в противогазе.