Бравый солдат Йозеф - стр. 25

Воин тогда еще не мог знать опыт и талант своих командиров и наставников. Пройдет всего полгода, и он, оператор угла, будет способен подменить товарищей по наведению дальности и азимута, выучит названия и назначения приборов офицерского пульта наведения и даже разберется в сигналах на радиолокаторе комдива. Йозеф, ничуть не уступая своим сослуживцам, сможет не только обслуживать всю аппаратуру, но и проводить на ней регулярные технические осмотры, сверяя и выверяя показания приборов в соответствии с нормативной документацией.

Ему еще доведется собственноручно запускать смертоносные ракеты по воздушным целям…

В том, что расчет операторов наведения из его осеннего призыва в кратчайший срок достигнет мастерства, сравнимого с высшим пилотажем, Йозеф будет винить… лютые морозы. Именно зверские холода – той зимой они действительно свирепствовали. Солдатскую муштру на строевом плацу, физическую подготовку и даже утреннюю зарядку – все, что проводилось под открытым небом, – командование свело к минимуму. Высвободилось дополнительное время для профессиональной подготовки в закрытых помещениях.

Капонир – ангар для техники и расчета, надежно укрытый слоем земли и бетона, – на долгие месяцы стал для них самым что ни на есть родным местом. Вылезали они из него, как из норы, лишь чтобы поесть и переночевать в казарме.

Офицер наведения и запуска ракет, старший лейтенант Николенко, с первого занятия не давал новичкам ни минуты расслабиться. Он спрашивал и переспрашивал, требовал зазубрить наизусть названия приборов и узлов, произносить их вслух – десятки, а то и сотни раз подряд. Отработку действий доводил до полного автоматизма. Стоило только немного ослабить внимание – и он внезапно возвращался к вопросам: названия частей аппаратуры, алгоритмы действий. Подчиненные были обязаны хором выкрикивать правильные ответы – четко, без запинки. Это могло повторяться часами.

А когда офицер выходил покурить – его место тут же занимал кто-нибудь из старослужащих операторов. Обучение шло без остановки – для новобранцев, по сути, без перерыва.

После теоретической муштры начиналась практика. Николенко включал учебную программу. На экранах – поля видения, охватывающие десятки, а то и сотни километров воздушного пространства. Задача: засечь цель. Увидеть, уловить, зацепить мельчайшее движение в потоке сигналов. Легко сказать – попробуй сделай.

Он усиливал помехи до предела. Экран превращался в молочно-белое марево. И где-то в нем – едва уловимая точка, симулирующая самолет. Белая точка на белом фоне. Найти ее – все равно что иголку в стоге сена искать. Только легкое пульсирование, слабое мерцание отличало цель от фона. Ошибиться было нельзя – каждый промах разбирался немедленно и беспощадно.

В наказание старший лейтенант чаще всего приказывал построиться прямо в капонире. Разница температур между кабиной и бетонными стенами была разительна: трое операторов выбегали на пронизывающий холод в одних гимнастерках. Надо отдать должное – офицер и сам не надевал шинель. Часто выходил лишь в рубашке, даже без кителя.

– Газовая атака! Взрыв слева! – произносил он тихо, почти шепотом, с безмятежной интонацией, словно констатируя очевидное. Вначале для солдатских ушей, привыкших к гаркающему голосу сержантов, такая манера казалась почти благодатью. Но спустя пару повторов операторы начинали ненавидеть и ее. Противогаз и светло-зеленый ОЗК – общевойсковой защитный комплект: герметичный плащ, бахилы, перчатки, а иногда и комбинезон – обжигали кожу ледяным прикосновением. Надевать их было пыткой: ткань, промороженная до хруста, липла к запястьям, резина противогаза щипала лицо. Но стоило замкнуть застежки – и начиналась другая мука. Внутри почти сразу становилось душно. Пот стекал по спине, запотевали стекла, дыхание становилось частым, тяжелым. Ты будто сидел в парнике, запаянном в резину и пленку. Воздух был влажный, спертый – как от разогретого полиэтилена.