Братья Ярославичи - стр. 58
На губах Оды появилась и тут же пропала хитрая улыбка. Взгляд её голубых глаз из насмешливого превратился в пытливо-пристальный, словно она хотела сказать взглядом: «Не тебе бы, муженёк, спрашивать, не мне бы отвечать!»
Святослав схватил Оду за плечи и встряхнул:
– Молви же! Ну!..
– Ты надумал снять одежды с молчания, мой князь, – тихо, но твёрдо произнесла Ода. – Что ж, будь по-твоему. Я повинуюсь тебе, как супругу. Токмо прошу тебя, не делай мне больно.
Святослав нехотя отпустил Оду.
– Я ещё не стара и могу притягивать мужские взгляды, уж не это ли, муж мой, ты хочешь поставить мне в вину? – продолжила Ода. – Даже старшие сыновья твои подчас смотрят на меня как на желанную женщину, а не как на мачеху. Запрети же им видеться со мной за это, а я постараюсь запретить себе видеть лица тех мужчин, кои мне приятны, если они тебя раздражают. Брага умеет развеселить меня, он тонко чувствует малейшую смену моего настроения. Тебе же, Святослав, это безразлично. Или я не права?
– Ты же знаешь, горлица моя, сколь забот на мне, – вздохнул Святослав, – об ином и помыслить некогда.
– И весь-то ты в трудах, сокол мой, – с коварной улыбкой проговорила Ода. – Однако половчанку свою ты не забываешь.
Глаза Святослава так и впились в Оду:
– Не ведаю, о чём ты.
– Про пленницу я толкую, милый, которую ты за городом в усадьбе своей держишь.
– Откель проведала, лиса?
– Люди сказывают…
– Ох, хитра! – засмеялся Святослав. – Тем же мечом меня поразить норовишь!
– Тебе, муж мой, надлежит блюстися поступков ветреных, о коих молва разойтись может, – язвительно обронила Ода.
– Не всему слышанному верь! – Святослав отошёл от Оды и сел на стул. – Пленница эта – ханская дочь, за неё выкуп должны дать, потому и держу её в своём загородном сельце. Подальше от глаз.
– От глаз подале, а к сердцу поближе, – заметила Ода. – Не так ли, свет мой?
Святослав сдвинул брови, не любил он оправдываться, тем более перед женой, которую ценил лишь за постельные утехи, да и то до недавнего времени. Половчанка же страсть до чего хороша и в одеждах, и без одежд! Танцует так, что засмотришься, песни поёт – заслушаешься, а на ложе с нею и старик помолодеет – огонь-девица!
– Как зовут-то пленницу? – допытывалась Ода. – Сколь ей лет?
– Имя у неё языческое, сразу и не упомнишь, – ответил Святослав, пряча глаза, – и про возраст её я не ведаю, но по всему видать, что отроковица она ещё несмышлёная.
– С тобой, сокол мой, и отроковица быстро войдёт во вкус любовных утех, – с ехидцей произнесла Ода.
Святослав резко поднялся со стула.
– Дочь ханскую я на поле брани взял, – раздражённо сказал он, – что захочу, то с ней и сделаю! Донеже наложница она моя, а далее видно будет. Ты же с фрягом[86] своим где-нибудь за городом милуйся, коль он люб тебе. Ну а ежели о вас слух срамной по Чернигову пройдёт, то не взыщи, княгинюшка. Брагу твоего евнухом сделаю, а тебя в монастырь упеку. Таков мой сказ.
Святослав повернулся и вышел из светлицы.
Этот эпизод ещё раз подтвердил, что черниговскому князю порой присущи рыцарские жесты, но Ода также понимала, что угроз своих Святослав на ветер не бросает, поэтому она запретила Браге появляться в княжеском тереме. Запретила Ода генуэзцу приходить и на воскресные службы в храм. Теперь княгиня посылала Регелинду на Подол, где жили все иноземные купцы, и через неё договаривалась с Брагой о встрече там, где их никто не мог увидеть.