Братья Ярославичи - стр. 36
Хан был крепкого телосложения, с жилистой шеей, с коротким приплюснутым носом, с густыми светло-золотистыми бровями под цвет длинных волос, заплетённых в две косы. Глаза у хана были жёлтые, как у рыси. Рыжеватые усы и бородка обрамляли его рот, который постоянно кривился в хитрой усмешке.
К удивлению Святослава, Токсоба заговорил с ним на ломаном русском:
– Здрав будь, княс. Куда путь держишь?
– И тебе доброго здоровья, хан, – сказал Святослав. – В свои владения тмутараканские поспешаю.
– Иль стряслось что-то, княс? – допытывался Токсоба.
– Да так, по своим делам еду, – нехотя ответил Святослав.
Токсоба покачал головой и сощурил глаза, словно кот на печи.
– Ай, ай, княс!.. По своим делам едешь, но по моим степям. За это деньга платить надо!
– Сначала, хан, ты заплати мне за то, что вот уже много лет под моим небом живёшь, – быстро нашёлся Святослав.
Улыбка исчезла с широкого лица Токсобы.
– Как так, княс? – озадаченно пробормотал он. – Небо никому не принадлежит, оно ничьё…
– Поскольку небо ничьё, поэтому я и взял его себе, – с серьёзным видом промолвил Святослав.
Токсоба несколько мгновений размышлял, не спуская пристального взгляда с невозмутимого Святослава. Потом хан рассмеялся отрывисто и резко, обнажив крепкие белые зубы:
– Ай, какой хитрый княс!.. Как степная лисица! Хочу дружить с тобой.
– От дружбы никогда не отказываемся, – сказал Святослав.
Обменялись князь и хан оружием и поклялись не сражаться друг с другом.
Глядя на удаляющегося Токсобу и его беев, Гремысл недовольно проворчал:
– Сколь ещё половецких ханов по Степи рыскает, на всех мечей не напасёшься!
На исходе восьмого дня далеко впереди на краю зелёной холмистой равнины обозначилась обширная бледно-голубая гладь, сливающаяся у горизонта с синим небом.
– Гляди-ка, Давыдко, – весело воскликнул Глеб, – море!..
Давыд привстал на стременах и вытянул шею, впившись жадными глазами вдаль. Ему захотелось погнать коня, чтобы увидеть вблизи необъятную морскую ширь. Глебу хорошо смеяться, он-то прожил на берегу моря четыре года.
В этот вечер русичи расположились станом недалеко от морского берега.
Давыд отлучился из становища. Он зачерпнул пригоршней морской воды и попробовал её на вкус. Горько-солёная морская вода обожгла княжичу горло. Давыд закашлялся и утёр рот рукавом рубахи.
Маленькие волны лениво лизали песок у самых ног Давыда.
Красное закатное солнце медленно погружалось вдали прямо в морскую пучину. Небеса на западной стороне полыхали багрянцем. Тёплый ветер шевелил волосы на голове Давыда. То был чужой ветерок с солёным морским запахом.
…Вернувшийся в стан Давыд услышал отцовский голос у костра:
– Ещё прадед мой Святослав Игоревич[62] примучил здешние земли у морского пролива вместе с городом Тмутараканью. Навёл он свои храбрые полки после разгрома волжских хазар на хазар тмутараканских и обложил их данью. Все здешние народы признали власть и силу Святослава Игоревича, а он перед своим походом на Дунай посадил князем в Тмутаракани своего двоюродного брата. Токмо недолго тот княжил здесь, умер он через год после гибели Святослава Игоревича. При князе Ярополке[63], сыне Святослава Игоревича, в Тмутаракани сидел воевода Сфирн, племянник Свенельда[64]. Уже при нём ясы и касоги[65] отказали русичам в дани. Владимир Святой, брат Ярополка, посадил в Тмутаракани своего сына Мстислава