Братья Ярославичи - стр. 2
– Признавайся, Глебка, сколь ты девок тмутараканских соблазнил? – смеясь, спросил Роман, переглянувшись с Олегом. – Аль все девки тамошние твои были?
– Гляди-ка на него, Ромка, – вставил Олег. – Глеб-то у нас одеждою лепый и ликом грозен!
– Как истинный князь! – с улыбкой заметил Давыд. – Усов токмо не хватает.
Однако бурное веселье младших братьев быстро пошло на убыль при виде каменной холодности старшего брата и тех взглядов, какими он обменивался с отцом.
– Не князь я ныне, а изгой! – резко сказал Глеб и в сердцах швырнул наземь свою малиновую парчовую шапку с собольей опушкой.
Братья в недоумении замолкли, улыбки погасли на их румяных лицах.
Олег и Роман удивлённо посмотрели на отца, когда тот, ругнувшись себе под нос, зашагал к крыльцу княжеского терема.
Святославовы и Глебовы дружинники разбрелись по широкому двору и как ни в чём не бывало завели разговоры о степных конях, на которых приехали многие Глебовы люди, о клинках восточной работы, о кочевниках-половцах, занявших все степи до самого Лукоморья…
– Что стряслось у тебя, Глеб? – негромко спросил Давыд. Он был на полтора года моложе Глеба, но нисколько не уступал тому в росте. Из всех сыновей Святослава эти двое были самыми высокими.
– Опосля поведаю, – нехотя ответил Глеб и тоже направился в терем.
Поздно вечером после невесёлого застолья, когда за столом в трапезной остались лишь Святослав и Гремысл, то между ними произошёл откровенный разговор.
– Ну ладно, сын мой покуда в ратном деле несмыслён, но ты-то, Гремысл!.. – раздражённо обратился к воеводе Святослав. – Ты-то, седой волк, куда глядел? Иль раздобрел ты на южном солнышке и про наказ мой забыл? А может, тебе самому Тмутаракань пришлась не по душе, потому ты и сбежал оттуда при первой возможности, да ещё и Глеба с собой сманил. Я ведь помню, как тебе не хотелось уезжать из Чернигова!
– Запираться не стану, княже, тамошняя земля не по мне, – закивал головой Гремысл. Он держался со Святославом на равных, поскольку вырос и возмужал вместе с ним. У Гремысла не было тайн от Святослава, как и у Святослава от него. – Кругом степь да камень, ни тебе лесочка, ни тенёчка. Зной такой, что кожа слазит клочьями, а волосы на голове выгорают до белизны. Ходишь как сивый мерин! Воды пресной мало, зато солёного питья вдоволь – целое море под боком. Людишки тамошние ох и ненадёжные, княже. Возьми хоть ясов[6], хоть греков, хоть хазар[7]… За всеми нужен глаз да глаз! А мы с Глебом не углядели… – Гремысл отхлебнул из чаши тёмного рейнского вина, крякнул от удовольствия и повторил: – Да, не углядели. – Бросив на Святослава весёлый взгляд, Гремысл произнёс с улыбкой: – Доброе у тебя вино, князь. Ох, доброе!
– Не у меня, а у княгини моей, – невозмутимо заметил Святослав. – Это ей, а не мне присылает германские вина её отец, граф Штаденский. Однако ты зубы мне не заговаривай, старый лис! Разговор к Ростиславу веди.
Гремысл, словно сокрушаясь над чем-то, покачал тёмно-русой головой и поставил недопитую чашу на стол.
– Я всё думаю, князь, как это Ростислав с дружиной своей сумел незаметно в город войти, – промолвил он, отправив в рот ломтик вяленой лосятины. – Не иначе, свои люди имелись у него в Тмутаракани среди хазар иль среди греков. Хотя я, говоря по совести, грешу на хазар!