Братья Микуличи - стр. 32
Юноша опасливо покосился на костёр. Сучья почти истлели. Он поспешно подкинул ещё веток. Огонь занялся с новой силой, радостно затрещал, взметнув сноп искр. Поляна осветилась ярче, и Тархан едва не охнул, отшатнувшись.
Он заметил движение на воде. Не рыбу, нет. Что-то иное. Под поверхностью, в мерцающем лунном свете, скользнуло нечто длинное, светлое, похожее на прядь волос…
Тархан замер, боясь дыхнуть.
Из воды, плавно и бесшумно, показалась голова. А затем и плечи. Девушка. Несказанной, неземной красоты. Её длинные, до пояса, волосы цвета мокрого речного песка струились по обнажённым плечам, и в них, словно крохотные звёзды, запутались жемчужины. Кожа её светилась изнутри бледным, перламутровым светом, а глаза… О, таких глаз Тархан не видел никогда. Огромные, зелёные, как самые глубокие омуты, они смотрели на него без страха, с тихим, любопытством.
Сын степей, видевший лишь выжженную солнцем траву да суровые лица воинов, замер, сражённый наповал. Он забыл, как дышать. Перед ним была не просто дева – перед ним была сама река, её душа, её суть. В её взгляде плескались вековая мудрость и девичье лукавство, сила бурного потока и спокойствие тихой заводи.
Она чуть склонила голову набок, и с её волос на воду упала капля, оставив расходящиеся серебряные круги.
Тархан открыл рот, чтобы что-то сказать, но из горла вырвался лишь тихий, сдавленный вздох. Он, потомок ханов, наследник великого рода, сейчас чувствовал себя малым дитём, впервые увидевшим чудо. И это чудо смотрело на него из тёмных вод Властницы, и в его зелёных глазах-омутах он тонул безвозвратно.
Невиданная, немыслимая красавица словно водица тякучая, вышла из воды и встала аккурат под плакучей ивой. Светлые, будто сотканные из лунного света волосы волнами ниспадали на обнажённые плечи и высокую, упругую грудь. Тонкий стан, крутые бёдра, стройные длинные ноги… Нагая, и оттого ещё более прекрасная и беззащитная. О таких девах он читал лишь в редких свитках, урывками, прячась, ведь для народа степи книжная мудрость – баловство пустое.
– Добрый молодец, – прозвенел её голос, нежный и переливчатый, словно журчание ручья. Он вырвал Тархана из оцепенения. – Подойди ко мне, я тебе диво дивное покажу.
– Н-нет, – испуганно мотнул головой Тархан, вжимаясь в землю. Сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Как бы ни манила её красота, поддаваться нельзя. Водница это, нечисть речная. Очарует, заманит и в омут утащит.
– Что ты, путник, – тихо хихикнула дева, и смех её прозвучал, как звон серебряных колокольчиков. – Не бойся. Но к огню твоему подойти не могу. Иссушит он меня, влага вся из тела уйдёт, кожа сморщится, и я умру.
Поджилки тряслись, в голове гудело. Красота её была неземной, нечеловеческой, и глаз отвести было невозможно. Вот бы зарисовать, на память сохранить… Сила же водницы велика, тянет к себе, туманит разум.
– Так ты… ты там стой, не подходи, – прокашлявшись, выдавил из себя Тархан. Рука сама потянулась к суме на боку. Выудила кусок гладкой кожи и уголёк.
Дрожащее пламя бросало золотистые отблески на её мраморно-белое лицо, на огромные, светлые, как летнее небо, глаза, обрамлённые густыми ресницами. Пухлые, чуть бледные губы были удивлённо приоткрыты. Тархан, позабыв о страхе, быстрыми, точными штрихами начал наносить её черты на кожу.