Братья Микуличи - стр. 25
Мстислав искоса глянул на брата. Борослав застыл несокрушимой скалой, но в его обычно спокойных, как лесное озеро, глазах плескалось такое же ошарашенное недоумение. Меч он, однако ж, не опустил, лишь хватку чуть ослабил. И то верно. Доверять нечисти, пусть даже и по уши влюблённой, – последнее дело.
Призрачная дева, которую каган назвал Алтантуей, невесомо, не касаясь, провела прозрачными перстами по его лицу. А Отхан, великий и ужасный предводитель огненной рати, плакал. Беззвучно, без всхлипов. По его суровым, выдубленным ветрами щекам просто текли огненные капли, которые, не долетая до земли, испарялись с тихим шипением.
– Доколе? – глухо, с надрывной тоской выдохнул он. – Доколе нам ждать, любовь моя?
Голос девы не звучал, а рождался где-то в самой голове, отзываясь звоном серебряных колокольчиков в утреннем тумане.
– Ходить нам по кругу, покуда кто-то не нарушит проклятие, – прошелестела она, и в словах её слышалась вековая печаль. – Я не могла позволить тебе забыть о чести, мой Отхан. Лишь хотела напомнить, кем ты был, и указать на то, кем можешь стать.
– Но месть… – голос кагана дрогнул, стал почти мальчишеским. – Кровь за кровь… Таков закон степи.
– Кому мстить? – ласково возразила Алтантуя. – Гнев – дурной советчик, он застилает очи. Позволь ему утихнуть, и ты увидишь то, что вижу я.
Она отстранилась и медленно обернулась. Её взгляд, полный мудрости и скорби, остановился на Тархане. Юноша, бледный как полотно и выжатый до последней капли, съёжился, желая провалиться сквозь землю.
Отхан тоже посмотрел на него. И Мстислав увидел, как лютая ненависть в глазах призрака сменилась недоумением, а затем и вовсе безмерным, потрясённым удивлением. Он вглядывался в черты лица Тархана так, словно видел его впервые, пытаясь отыскать что-то давно утерянное.
– Как… как это возможно? – прохрипел он, поворачиваясь к своей возлюбленной.
Алтантуя скорбно, но светло улыбнулась.
– Так распорядилась судьба. Когда враг твой напал на наши земли, он думал, что истребил всех детей твоего рода. Но Цэлмэг, кормилица нашей дочери, успела спрятать нашу Сувдаа и вырастила её как свою. И вот, спустя столько лет, кровь нашей дочери и кровь потомка твоего врага смешались в жилах этого мальчика.
Отхан вновь уставился на Тархана, и его призрачные черты исказила гримаса понимания.
– Он… наш?
– Он – путь к свободе для всех нас, – подтвердила Алтантуя, её голос обрёл твёрдость. – Не смертью рвутся такие узы, а жизнью. Простить – не значит забыть. Отпустить его – значит дать надежду нам. Отпусти его, мой Отхан… В его силах это сделать…
Грозный каган медленно поднял голову. В его горящих очах плескалась вселенская тоска, смешанная с обретённой надеждой. Он снова посмотрел на своего внезапного потомка, и что-то в нём окончательно надломилось. Тяжкий вздох, похожий на стон земли, вырвался из его груди.
– Я ждал так долго, – пророкотал он, и в голосе его слышались и боль, и смирение. – Я могу ждать ещё.
Алтантуя подарила ему свою последнюю печальную улыбку, от которой у Мстислава тоскливо защемило сердце. Её образ начал покачиваться, становясь всё прозрачнее. Сквозь него уже виднелась тонкая полоса зари, что неумолимо разгоралась на горизонте.
– Мне пора, милый, – её силуэт таял, растворяясь в свете наступающего утра. – Отпусти его… и я буду тебя ждать…