Братство 2. Второй шанс - стр. 1

– Вот вроде и недавно вы дембельнулись, – проговорил Маугли, оглядывая нас. – А будто лет сто прошло. Не, что ни говори, а гражданка людей меняет. Совсем другие люди внешне, не узнаю даже!

– А ты думал, – Шустрый сел на подлокотник кресла. – Теперь всё, не покомандуешь, товарищ старший лейтенант, хе-е.

– Да мне и не надо, – бывший командир оглядел нас всех ещё раз. – Сами вот справляетесь, держитесь. И Андрюха Старицкий присматривает.

– Так вот, сначала Царевич ко всем ходил, чтобы не потерялись, теперь вот Старый всех собрал. Даже Славу Халяву из клуба вытащил… он упирался-упирался, а мы его за руки-ноги оттуда тащили.

– Не сочиняй, – отрезал Славик.

Собрались мы снова у Царевича. В этот раз стало намного теснее, ведь кроме нашей семёрки здесь ещё и Маугли. Ещё и Моржова пригласили, правда, он занят на работе, и неизвестно, сможет ли появиться сегодня.

Привезли и Самовара, хотя он сначала не хотел. Он сидел в своей коляске в комнате, старой, потому что новую только заказали, и слушал рассказы Маугли о том, что сейчас творится в армии после войны. Сам Маугли сидел в спортивной куртке Царевича, сняв, наконец, свою форму.

В квартире обычно было прохладно, но когда набилось столько народа, это уже не ощущается. Даже, наоборот, стало жарко. Ещё и на кухне варилось мясо в двух кастрюлях – притащили Шустрый с Царевичем из посёлка. Варилось оно просто, без всякого рецепта, просто мясо с крепким бульоном, куда набросали лук и круглую картошку.

На столе кроме бутылок стояли консервные банки с «братской могилой», как их в шутку назвал Шустрый – килькой в томате. Был ещё томатный сок, очень много, кто-то его сильно любил. Халява вот не любил, поэтому при виде его морщился, но пил. В армии и не такое пил.

Ну и ещё колбасы, сыры, помидорки, правда, эти были твёрдые, как пластмасса. Купили апельсины, китайские, каждый в отдельном красном целлофановом мешочке. Их привозят целыми коробками, и под Новый год их станет много. Ещё яблоки, Саня Газон разрезал их выкидным ножом, но так, чтобы получались зубчики.

Стол полный, но я был уверен, что съедим всё.

Кастрюли парили, окна с деревянными рамами запотели, Халява даже снял свои вечные тёмные очки и сидел, чистил картошку ножиком с отломанным кончиком, вытирая пот со лба рукавом.

– Главный специалист по чистке картошки, да, Халявыч? – на кухню пришёл Шустрый. – В армии придрочился, да?

– Иди ты уже, – отозвался Славик. – Займись делом!

– Каким?

– Каким-нибудь!

– А ты чё, в клуб опять намылился?

Халява сматюгнулся и замахнулся, будто собрался кинуть в Борьку картошку, но тот оперативно ушёл, правда, совсем ненадолго.

– А хлеба нет? – он заглянул в хлебницу. – А то чё, как в анекдоте, будем масло прямо на колбасу мазать?

– Вот и сходи в магаз! – рявкнул Славик. – Хоть какая-то польза будет.

– Под окном мешок есть, – крикнул Царевич из ванной, – там возьми. Только он мёрзлый!

– А где взял?

– Да срочники из части ходили по квартирам, продавали, по полтыщи за булку. Солдатский. Я купил мешок сразу на всякий случай. Шопен, может, заберёт.

Шопен пришёл не один – под курткой тащил своего щенка. Одноглазый пёсик рос быстро, и он уже стал больше, чем когда я его видел в последний раз.

– Да в общаге нельзя оставить, он скулит, а там все о’ут из-за этого! – он поставил собаку на пол и скинул бушлат. – О, командир!

– Ты ещё более тощим стал, Толик, – удивился Маугли. – Я думал, ты на гражданке хоть немного отъешься.

– А? Да чё-то не толстею.

– А чё он, думаешь, собаку-то взял? – появился Шустрый. – Чтобы ветром не унесло, смотри, какой тощий. Ничего не ест, как хомяк всё откладывает в свои нычки.

– Не гони, Шустрый! – пробурчал Шопен. – Сам-то бы всё жрал и жрал. Или ещё хуже. Помнишь, как из-за тебя тушёнки лишились?

– Ну едучий случай, хватит уже напоминать!

– А чё, каждый день видишь, как танк три ящика тушняка из пушки расстреливает?

Достали солдатский хлеб из шкафчика под окном. Хлеб был не только мёрзлым, но и очень тяжёлым и плотным, почти как кирпич, нож сломать можно, хоть топором руби. Но съестся, да и Шопен заберёт – раздаст беспризорникам в своей округе. С ними он, выходец из детдома, общий язык находил легко.

Ну а щенок сначала веселился, что все на него смотрят и играют с ним, потом напрудил лужу на кухне, забрал тапочек Царевича и полез с ним под диван.

В комнате расселись кто как, потому что мест не хватало, но никто не смущался, сидели впритык.

Зачем-то включили телевизор, там показывали «Что? Где? Когда?», но без звука, потому что из магнитофона играл «Сектор Газа»:

– Как бы мне её обнять, эх, боюсь, ядрёна мать, я ведь женщин никогда не обнимал.

В кладовке у Царевича нашлась гитара, Шопен тут же принялся её настраивать.

– А помните? – он поднял голову на нас. – Там в подвале тогда какой-то мужик тогда пел, неб’итый? Не помните? Мы тогда заходили погреться, а он там поёт. Про осень чё-то там.