Брак по расчету, или Истинных не выбирают - стр. 15
– А мама? – спохватилась я. – Мама знает, что ты жива?
– А чего бы ей не знать? – откликнулась бабушка.
– Но как же так? – всё это не укладывалось у меня в голове. – Отец говорил, у тебя случился сердечный приступ. А мама плакала.
Бабушка заварила травяной чай, нарезала хлеб, достала из ледника масло.
– Кто кому надобен, тот тому и памятен. Князь и княгиня Деламар – птицы слишком высокого полета, чтобы помнить о какой-то сумасшедшей старухе.
– И мама ни разу не приезжала к тебе с тех пор?
– Ну, отчего же? Однажды приезжала. Деньги привозила – целый кошель.
– Ты не взяла, – догадалась я.
Бабушка хмыкнула:
– На что мне они?
Я обвела взглядом темные стены кухни, и она сразу поняла, о чём я думала.
– Что, небогато житье? А мне и так ладно.
В детстве, когда я проводила тут целые месяцы, у домика бабушки всё время толпился народ. Она была известна на всё герцогство, а то и на всю Верландию, и чтобы сделать ей заказ на вышивку, люди приезжали издалека. И в обмен на расшитые ею рушники и скатерти привозили кто деньги, кто продукты, кто нужные в хозяйстве ткани.
Бабушка подслеповато прищурилась, и я поняла, почему теперь у нее не было заказчиков. И она, снова будто прочитав мои мысли, кивнула:
– Слепой курице – всё пшеница. Но-но, не куксись! Вышивать я, и правда, не могу, но в остальном себя обихаживаю. Да что мы всё обо мне да обо мне? Ты-то как тут оказалась? И почему одна? Неужто до сих пор не замужем? Я полагала, ты давно уже какая-нибудь герцогиня, а то и принцесса.
О титулах она говорила безо всякого придыхания, скорее с насмешкой. А вот мне о них совсем не хотелось говорить. Особенно сейчас.
– Я погощу у тебя недельку-другую, хорошо? Как думаешь, если я вышью что-нибудь, это можно будет продать?
У меня были с собой деньги, но это были деньги отца, и я знала, что бабушка откажется их принять.
– А отец знает, что ты здесь? – бабушка нахмурилась.
Я не стала врать и покачала головой. Но даже если бы князь Деламар лично приехал, чтобы увезти меня домой, я нашла бы, что ему сказать. Отец панически боялся скандалов, и если бы я пригрозила, что расскажу о бабушке докучливым газетчикам, он позволил бы мне здесь остаться – разумеется, инкогнито.
Напившись чаю, мы вернулись в гостиную. Я подошла к пяльцам, провела рукой по тонкой ткани, на которой были всего несколько стежков.
– Ты разве не разучилась вышивать? – с сомнением спросила бабушка.
О нет, я часто практиковалась! И хотя матушка полагала, что благородная барышня должна вышивать не крестиком (такое подходит только девицам из народа), а исключительно гладью, мои пальцы помнили всё, чему их научили в детстве.
– Красная нить – для оберега от измен. Зеленая – для финансового благополучия. Фиолетовая – для успехов в учебе. Так?
Бабушка кивнула, и на бледных губах ее промелькнула улыбка.
– Спать тут, на диване, будешь. Из твоей прежней комнаты пыль неделю выметать нужно. Да ты на ту кроватку уже и не поместишься.
Я поцеловала ее в морщинистую щеку и побежала к мосту, чтобы заплатить вознице и предупредить его, что я не поеду в Аньер. А потом не поленилась и прогулялась до конца улицы Зеленщиков.
Булочная месье Трюваля была на прежнем месте, и за большим прилавком стоял сам хозяин. Я поприветствовала его, но он, конечно, меня не узнал, и мне пришлось назвать себя. Он долго разглядывал меня, а потом прослезился.