Божественная комедия, или Путешествие Данте флорентийца сквозь землю, в гору и на небеса - стр. 43
Даже Вергилий, как я заметил, был изумлён казнью, которой подвергнут в Преисподней творец самой безбожной в мире казни. Вечно пригвождён, вечно попираем! Но надо было нам как-то выбираться из этой ямы. Учитель принялся расспрашивать «веселящихся братьев», нет ли где удобного подъёма.
Каталано кивнул и промолвил:
– Есть-то он есть, и ближе, чем ты думаешь. Вон там пролегает гряда, тянется она от Отвесной стены к самому Срединному колодцу через все проклятые ложбины. Да только над нашей яминой она давным-давно рухнула. Разве что удастся вам взобраться по обломкам, вон по тем каменюгам.
Посмотрев туда, куда указывал Каталано, вожатый глубоко задумался. Чело его омрачилось, взор потемнел. Наконец он проговорил:
– Хорошенькую дорожку указал нам начальник когтедёров!
Брат Лодеринго поддакнул из-под капюшона:
– Живучи в Болонье, я слыхал о хитростях дьявола: он, говорят, лжец и отец лжи. Зря вы послушались чёрта.
Но учитель уже зашагал вперёд, в сторону обвала. Мне ничего не оставалось, как направиться по его стопам.
24. Седьмая злодеяма. Ещё одна встреча с соотечественником
В самом начале года, когда солнце проходит над Водолеем и день уже стремится сравняться с ночью, является на смену сёстрам-снежинкам братец утренний иней и укрывает поля непрочной белой фатой. Таким вот утречком выходит селянин из своей хижины и видит, что нива побелела. А зерно в амбаре у него на исходе, и скот кормить нечем. Возвращается он домой в досаде, бродит кругами, бранится и размахивает руками, и не знает, как быть и что делать. Но пройдёт часок-другой, солнышко пригреет. Снова выглянет земледелец из дому, а мир изменился, белое стало разноцветным. Возвращается к нему бодрость духа, берёт он свой пастуший посох и, напевая, гонит скотину на пастбище.
Так случилось и со мной. Увидев, как помрачнело лицо учителя, я не на шутку испугался. Но когда мы подошли к краю каменистой осыпи и он обернулся ко мне с тем светлым и открытым взором, который привлёк меня в самом начале нашего пути, страх мой улетучился и сердце окрепло.
Он внимательно оглядел развал каменюг, как бы оценивая масштаб предстоящих трудов, смерил взглядом громоздящиеся над нами глыбы. Подхватил меня и, подняв, подсадил на огромный ближайший камень; затем быстро взобрался на него сам.
– Цепляйся за самый верх! – приказал он, оглядев следующий валун. – Только попробуй сначала, прочно ли он держится.
Да уж, этим, которые в свинцовых рясах, отсюда не вылезти! Мы и то с превеликим трудом карабкались: бестелесному Вергилию было полегче; мне с весом живого тела пришлось бы туго, если бы он не подсаживал и не подтаскивал меня где нужно. К счастью, восьмой круг устроен с наклоном к Срединному провалу, поэтому в каждой ложбине внутренний склон, обращённый к центру, малость пониже, чем внешний. В обратную сторону нам было бы не выбраться. Но, двигаясь в предписанном направлении, мы наконец достигли вершины.
Когда я всполз на самый верхний камень, дыхание оставило меня, лёгкие как будто сжались в комок. В полном изнеможении я упал, не в силах двинуться. Но долго рассиживаться не пришлось.
– Возьми-ка лень на ремень! – прикрикнул учитель. – Лёжа на печи подвига не совершишь, а кто живёт без подвига, тот в мире оставит след, как дым на небе или пена на море. Вставай! Бодростью духа побеждай немощь плоти! У нас ещё долгий путь впереди. Мало преодолеть Преисподнюю – нам предстоит ещё взойти по такой лестнице, что… Понятно? Ну давай, поднимайся!