Божественная комедия, или Путешествие Данте флорентийца сквозь землю, в гору и на небеса - стр. 39
– Что, ребята, пощекотать ему багром спинку? – вопросил один из них.
– Давай, давай, попотчуй! – послышались голоса.
Неизвестно, чем бы это кончилось, но толстый чёрт, с которым беседовал учитель, повернул рыло в сторону своих и прикрикнул:
– А ну, смирно! А ты, Шкуродёр, заткнись!
И, обращаясь к нам, проговорил малость повежливее:
– Вот что я вам скажу. Дальше вам будет этой тропой не пройти. Следующая арка рухнула, её обломки валяются на дне ущелья – можете посмотреть. Если уж вам так приспичило идти, то во-он по тому гребню. Там перескочите на следующий утёс, увидите.
И как бы нехотя добавил:
– Вчера, пятью часами позже нынешнего часа, исполнилось ровно 1266 лет, как рухнула эта дорога. Нас изрядно тряхануло тогда… Да… Ну вот что: я пошлю туда кой-кого из наших, пусть проверят, не повылезали ли там эти, которые в смоле. А заодно и вам путь укажут. Не бойтесь, они вас не обидят.
И, снова повернувшись к хвостатой толпе, принялся отдавать распоряжения:
– Косорылый и Баба! Ну-ка, два шага вперёд! И этот, как тебя, Сучий Потрох! Ты, Борода, будешь старшим по команде! Позовите-ка ещё мне Шило-в-жопе, Дракончика, Кабана и Хрена Собачьего! Кого ещё? Хорёк и Дёрганый! Всё, хватит. Готовы? Слушай мою команду! Идти к дальней яме, осмотреть вокруг, чтоб был порядок! Этих довести в целости и сохранности! Всё ясно?
Пока поименованные выбирались из толпы и совещались перед дорогой, я заговорил на ухо вожатому:
– Учитель! Вид-то у них жутковатый! Зачем нам идти с ними? Ты ведь сам знаешь дорогу. Ей-богу, опасно: смотри, они уже скалятся на нас, и взгляды у них недобрые!
– Не робей, – ответил он так же тихо. – Пусть строят рожи, нам не страшно! Это они зарятся на ту публику, что плавает в смоляном корыте.
Черти выстроились и зашагали гуськом по каменной гряде влево. При этом они высунули языки и сделали равнение на командира, а тот наклонился и испустил из задницы звук походной трубы.
22. Мздоимцы в кипящей смоле. Драка чертей
На своём веку я видывал всякое. Видывал кавалерийские роты, гордо гарцующие на параде, бодро выступающие из лагеря, грозно начинающие атаку и в панике удирающие с поля боя. Помню и походы, и набеги, и турнирные сшибки – под барабанный бой, под звон колоколов, при пении труб и при набатах с городских башен. Но никогда в жизни ни дома, ни в чужих землях не доводилось мне наблюдать такое дикое шествие под такую причудливую музыку!
Итак, мы шагали в компании десятка чертей. Весёленькое общество! Но, как говорится, в церкви с праведниками, в кабаке с пьяницами. Вскоре я пообвык и вновь принялся вглядываться вглубь ложбины, где в пузырях кипящей смолы кувыркались чьи-то фигуры. Перед непогодой на море возле носа корабля выпрыгивают из воды дельфины и, мелькнув плавником, исчезают в зелёных волнах. Так и здесь из клокочущего вара выставлялась то одна спина, то другая и тут же скрывалась. Ища минутного облегчения, высовывались грешники и прятались от ещё худшей участи. Края смоляной ямы были похожи на берега придорожной канавы в погожий весенний полдень: как лягушки сотнями вылезают на солнышко, морды наружу, брюхо и лапы в воде, так тут повсюду торчали грешные головы и плечи. Сто́ит, однако, квакушкам завидеть путника или заслышать его шаги, они проворно ныряют в тину; так и тут: при появлении нашего отряда высунувшиеся исчезали в пучине.