Больше (не) твоя - стр. 21

– Блины с творогом, – отвечает Глаша, – Хочешь, могу омлет приготовить.

– Нет, спасибо, блины пойдут, – киваю я. – А кофе свой фирменный мне сделаешь?

– Конечно, – улыбается Глаша и перемещается от плиты к кофемашине.

Две минуты – и передо мной на столе стоит тарелка с блинчиками и чашка с ароматным кофе.

– Спасибо, – благодарю Глашу и начинаю есть.

Судя по запаху, Гаяне перебирает кинзу, и аромат, что эта прямая трава излучает, мне никогда не нравился. Отодвигаюсь от тётушки подальше и наблюдаю за тем, как быстро она орудует пальцами. А на плите закипает красная фасоль.

– У нас будет лобио? – предполагаю я.

– Вагнер Самвелович очень его любил, – отвечает мне Глаша.

– Только он один и любил. Больше никто в доме лобио и не ел, – произношу.

– Давид ест, – выдаёт тетушка, а я громко фыркаю. Потому что есть не всегда значит любить. Впрочем, мне все равно, меня уже никто ничего пихать в себя без желания не заставит.

Ничего не отвечаю и завтрак заканчиваю в тишине. Встаю с посудой и подхожу к раковине, мою за собой. А затем, посмотрев на магнит в виде иконы на холодильнике, решаю спросить:

– Вагнера отпевали?

Отвечает мне Гаяне:

– Разумеется.

– Тогда надо сходить в церковь, – озвучиваю я свои мысли.

Тетушка удивленно фыркает:

– Лизавета, ты стала верующей?

– Нет. Но верующим был Вагнер. А мне не составит труда поставить свечку за его упокой.

– И ты знаешь куда такую свечку ставить?

– Знаю, тетушка, вы же сами, приезжая к нам сюда в гости, водили нас с Лианой по праздникам в церковь.

– Только зря, – вздыхает Гаяне, – любовь к Богу я к вам обеим не привила. Потому что ваша мать невоцерковная, хотя и крещеная.

– Нас всех крестили в несознательном возрасте, – напоминаю я. – Я в последнее время часто бывала в костеле, звучание органа – вещь, пробирает до костей, и кажется, что души касается.

Тетушка хмуро на меня смотрит, а затем молча отводит глаза.

А я, громко попрощавшись, ухожу с кухни.

Здесь, недалеко, раньше была церквушка. Небольшая, деревянная. Вряд ли она исчезла, место то святое. И красивое.

Решаю сходить туда, и свечку поставить, ну и заодно немного прогуляться по родным сердцу местам. И для такого похода надеваю лёгкое платье, длиной до колен. Вот платка у меня нет. Не ношу я такие головные уборы.

Возвращаюсь на кухню, где Гаяне, к счастью, уже нет.

– Есть в доме платок, лёгкий какой-нибудь? – спрашиваю я Глаши.

Она удивленно переводит на меня взгляд:

– Так ты что, правда в церковь собралась?

– Правда, – киваю я.

Глафира Николаевна внимательно разглядывает мой наряд. Весьма скромный, кстати.

– Сейчас дам тебе платочек, есть у меня прямо под цвет твоего платья, – улыбается Глаша и уходит с кухни. Возвращается быстро и несёт мне голубой платок, тонкий и почти прозрачный.

– Спасибо, – забираю я платочек и убираю его в сумку.

– Ты в нашу пойдёшь? – интересуется Глафира и замирает у одного из шкафчиков. – Ту, что здесь недалеко?

– Да, заодно прогуляюсь до моря.

Глаша открывает дверцу и достаёт пакет с мукой:

– Вот, отдай Марии, она там работает, худенькая, с рыжей косой, скажешь, что от меня.

12. Глава 12

Дом покидаю через главный вход, никого из обитателей дома не встретив.

Иду несколько минут по улице, а затем у старого дома сворачиваю на узкую тропинку. Пробираюсь через заросли вглубь и вскоре выхожу на тропинку чуть пошире. Уже отсюда пахнет морем и слышны тихие крики чаек. Вдыхаю полной грудью и дальше двигаюсь по привычном мне когда-то маршруту. Удивительно, тропинка сохранилась и по ней, по всей видимости, до сих пор ходят.