Богиня - стр. 3
Только что они выглядели вполне счастливыми, а теперь над столом повисла печаль, будто на солнце вдруг набежала тень.
По лицу Сюго было понятно, что ему совсем не хочется, чтобы вечер что-то омрачило. Брови с проседью нахмурились – он, как капризный ребенок, собирался любой ценой получить желаемое.
– О чем ты думала?
– Так, ни о чем.
– Нельзя лгать отцу. Ты можешь сказать мне все.
Когда Сюго проявлял свойственный ему эгоизм, его лицо становилось невероятно добрым и мягким.
– Ну же, говори.
Загнанная в угол, Асако потупилась и тихо произнесла:
– О маме…
– Ясно.
Сюго положил вилку на тарелку и вздохнул:
– Асако, мы ведь договаривались не касаться этого, когда гуляем вдвоем?
– Да, но… – Асако старательно и непринужденно, хотя на самом деле у нее немели пальцы, отрезала кусок мяса, а затем решительно продолжила: – Я очень радуюсь, когда мы бываем где-то вдвоем с тобой. Но ничего не могу поделать с ощущением, что это счастье покоится на несчастье. Невольно думаю о маме. И когда с друзьями куда-нибудь выхожу – тоже.
– Хм… – Сюго побледнел и помрачнел, словно внезапно очнулся от грез. – Понимаю твои чувства. Но дело тут не в моей холодности. Мама, скорее всего, не так несчастна, как кажется. Жить, не выходя из дома и ни с кем не встречаясь, ей даже нравится. Я виноват, что не вывожу ее, но понимаю, что, если буду настаивать, ничего не получится. Лучше оставить все как есть. Думаю, это и для нее будет счастьем.
– Но, папа… – набравшись смелости, не отступила Асако. – Если бы ты хоть раз попытался вывести ее куда-нибудь…
– К сожалению, Асако, это намного труднее, чем ты думаешь.
Ёрико, жена Киномии Сюго, была невероятной красавицей – можно без преувеличения сказать, что ее внешность буквально повергала в изумление. Сюго очень заботился о жене; во время долгого пребывания за границей эти любящие друг друга супруги были гордостью торговой компании, где он служил, – более того, гордостью японцев. У Ёрико была потрясающая фигура; вечерние платья, которые японские женщины обычно не умеют носить, сидели на ней элегантнее, чем на любой француженке. Мало кому из японок к лицу драгоценности: в основном украшения хорошо смотрятся на женщинах с белой, как мрамор, кожей, тогда как у японок кожа желтоватая и сияние драгоценных камней плохо с ней гармонирует. На Ёрико драгоценности смотрелись великолепно. Ее пышная грудь и плечи не терялись в декольтированных вечерних платьях. Когда супруги приходили в ресторан, где не бывали прежде, их часто принимали если не за королевскую чету с Ближнего Востока, то, как минимум, за членов королевской семьи.
Ёрико прекрасно осознавала собственную красоту. Но бóльшую часть этого знания дал ей муж. Женскую красоту Сюго воспринимал отчасти эксцентричным манером. Например, он позволял жене пользоваться только теми духами, которые нравились ему, и постепенно этот аромат приобрел символическое значение, неразрывно связанное с личностью самой Ёрико. Однажды, собираясь на прием, она нанесла духи, полученные в подарок не от Сюго. Тот уткнулся носом жене в плечо, а потом вдруг со свирепым видом потащил в ванную и своими руками начал драить мылом ее тело. Ёрико по ошибке посчитала это ревностью и, стоя в мокром платье, принялась оправдываться, что духи ей подарила супруга посла. Но ярость Сюго была вызвана не ревностью, а ударом по его иллюзиям. Больше Ёрико никогда не пользовалась другими духами.