Благословение Темного бога - стр. 11
Старуха была одна. И обрадовалась мне, как родной, едва я переступила порог скрипучего покосившегося домика. Засуетилась, ставя на стол чашки и наливая в них свежий, еще горячий травяной взвар. А в мою чашку еще и добавляя большую ложку меда:
— Лил, девочка! — Ишта украдкой утерла уголком завязанного под подбородком платка слезящиеся глаза. — Ты пришла! Не забываешь про старуху!..
Выложив на стол калач и кое-какие прихваченные из дому травы, которые я собирала в Пустоши, присела к столу и усмехнулась:
— Разве можно забыть единственного человека, который относится к тебе как к родной?
Ишта скорбно опустила уголки губ, присаживаясь напротив меня:
— Можно, девочка, еще и как можно.
Старуха умолкла и больше ничего не добавила, отвернувшись и молча уставившись в пыльное стекло, за которым ветер качал сухой бурьян в небольшом огородике у дома. Раньше, насколько я помню, у Ишты всегда до первых морозов под окном пышно цвели цветы. Странно было видеть такое запустение. Я окинула внимательным взглядом сухую, сгорбленную фигурку в засаленной теплой безрукавке и поняла одну вещь: Ишта сдала, и очень сильно. Годы наконец взяли свое. Кажется, я очень правильно сделала, что пришла к ней попрощаться перед дорогой. Скорее всего, по возвращении я застану дом заколоченным. А Ишта уйдет к предкам в иной, лучший мир. Подавив тяжелый вздох, я про себя решила, что обойдусь и без предсказания. Незачем отбирать ради прихоти у старухи последние силы. Но Ишта решила иначе.
— Это ты хорошо придумала, девочка, что зашла проститься со старухой перед отъездом. — Ишта, отвернувшись от окна, улыбнулась мне дрожащей беззубой улыбкой. — А то я не дождусь тебя. Мой земной путь уже почти завершился, мне пора. — От этих слов в груди тоскливо сжалось сердце. — А ты послушай старуху, — Ишта дотянулась и сжала мои пальцы сухонькой сморщенной рукой, — будешь уезжать – забирай с собой все, что имеет для тебя ценность! Оставляй только то, что не жалко потерять, или что уже не нужно.
Я вытаращилась на Ишту в немом изумлении. Но старуха будто уснула с открытыми глазами и продолжать свои странные советы не собиралась.
Посидев еще некоторое время и покосившись на быстро тянущееся к полудню солнце, я вздохнула и решила, что заскочу к Иште еще разок на обратном пути. Но стоило мне только шевельнуться, как старуха чужим, гулким и пустым голосом вдруг проговорила:
— Избавление близко. И твое, и мое. Не упусти свой шанс на счастье, девочка. Не все то уголь, что черное, не все то золото, что блестит…
***
Раннее утро еще не до конца разогнало ночную тьму. Низкое темное небо, казалось, давило на голову. Ощущение было не очень приятным и очень хотелось поежиться, втянуть голову в плечи, в надежде стать меньше ростом. А вдруг давление уменьшится?
В косых лучах едва показавшегося из-за горизонта солнца с губ срывались облачка густого пара при дыхании. Руки, сжимавшие поводья, даже в перчатках застывали до состояния льда. По утрам в Пустоши было даже летом довольно холодно, а уже осень, еще немного, и по утрам песчаники будут седыми от прихватившего их первого морозца, а лошадям нечего будет здесь есть. Именно поэтому все, кто рисковал пересекать Пустошь, ездили исключительно на варнах – огромных пустынных ящерах, способных не напрягаясь нести на спине до пяти человек. Или тащить за собой тяжелогруженую повозку. Впрочем, запрягали варнов редко. Из-за длинных, волочащихся по земле хвостов. Наедь на такой колесом от телеги, и неприятности со взбесившимся от боли ящером обеспечены. В такие момент варн способен затоптать насмерть, наверное, и дракона. А потому куда проще взять больше неприхотливых в быту и дороге ящеров и навьючить груз непосредственно на них. К тому же у варнов имелась разновидность собственной магии: ящеры не были холоднокровными в прямом смысле этого слова. Потомки тварей темного мира, они согревали себя огнем, живущим внутри них. А при опасности могли им и плюнуть.