Благодатные земли - стр. 19
В детстве Дарина не испытывала злобы или нелюбви к окружающим, наоборот, её тянуло к ним, только, она не умела показать этого. Хорошо, что у неё была Белла – связующая ниточка. Беллу любили все: и девчонки, и мальчишки. Когда её звали играть, Белла ставила условие:
– Я с Дариной!
И неказистую, молчаливую замухрышку Дарину тоже брали в игры.
Всё стало меняться, когда пришло время обучаться ремеслу. Наставница злилась на неё, девочки подсмеивались, исподтишка дразнили Криворучкой. Только однажды ей удалось заслужить уважение сверстниц, и то ненадолго. После занятий грамотой иногда оставались не до конца исписанные листы, и Дарина сделала на таких листах несколько рисунков. На одном нарисовала лошадь, на другом – козу, на третьем – палатку и костёр.
Первой рисунки увидела Белла, и у неё вырвался восторженный возглас. Набежали другие, с любопытством стали рассматривать «художества» Криворучки, вырывая листы друг у друга. Дарина видела, что они удивлены, что им нравится, и даже смущённо заулыбалась, но пришла Наставница и сурово спросила:
– Что у вас тут?
– Вот, Кри… Дарина нарисовала, – протянула ей рисунки Марта, девочка, у которой всё всегда получалось и золотым кудряшкам которой все дружно завидовали.
Наставница полистала картинки и обвела всех недоуменным взглядом.
– Хорошо нарисовано, только какой от этого толк? – Она помолчала в ожидании ответа и, не дождавшись, посмотрела на Дарину так, будто хотела подойти и тюкнуть её своим острым носом по голове. – Ты, конечно, можешь нарисовать себе штаны или платье, но вряд ли ты сможешь их, нарисованные, надеть!
Девочки потупились, застыдившись, что радовались бестолковым вещам, и больше к увлечению Криворучки уважения не проявляли.
Чуточку повзрослев, они перестали играть все вместе, разделились на компании. Белла вписывалась в любую, Дарина всюду чувствовала себя лишней.
– Белла, будешь играть в охоту с мальчишками? – звала какая-нибудь из компаний.
– Я с Дариной! – предупреждала Белла.
По правилам «охоты» девчонки, то есть добыча, разбегались по поляне в разные стороны, а мальчишки, то есть охотники, должны были их ловить и приводить в кашеварню – какое-нибудь заранее оговорённое место. Пойманной добыче полагалось вырываться, пока её ведут, а охотникам – крепко добычу держать. Просто так прикасаться к девочкам подросшие мальчишки уже не смели, а в игре разрешалось. На самом деле ради этих по-новому волнительных, тайно-приятных прикосновений игру и затевали, хоть никто и не признался бы. Конечно же, мальчишки бросались ловить тех девчонок, которые им нравились, и Дарина часто обнаруживала, что за ней вообще никто не гонится. На неё обращали внимание уже после того, как вся интересная добыча была поймана, и, почти самовольно сдавшуюся, больно закрутив руки за спину, вели в кашеварню.
Постепенно Дарина отказалась от игр. Выяснилось, что быть в одиночестве даже лучше. Можно спокойно рисовать, не поёживаясь от фырканья и насмешливых взглядов. Или, почувствовав таинственный зов, который иначе ещё называется вдохновение, отложить рисунки и провалиться в себя – в то укромное место внутри, где однажды сами собой начали рождаться сказки. Если бы её, застывшую в одном положении, с затуманенным взором, устремлённым в недоступное никому другому пространство, увидела Наставница, то наверняка испугалась бы. На такой случай Дарина доставала из рюкзачка и клала на колени рукоделие: вышивку, вязание или незаконченную детскую рубашку – смотря чем мучили на занятиях, в надежде, что это обманет Наставницу, а если не обманет, то хотя бы задобрит.