Размер шрифта
-
+

Бестиарий - стр. 17

Анька разговорилась, подстегиваемая внимательным молчанием Парфёна, которое она приняла за неподдельный интерес. На самом деле он почти не слышал, что она говорила, а пытался уловить алгоритм её обаяния, в который вплетались графически совершенный взмах кисти, округлость подбородка, упоительные изгибы ресниц, натуральных, не наращённых. Надо её нарисовать. Много раз. Ню.

Но кое-что он всё-таки услышал. Анька была старше Парфёна на год, переходила в выпускной класс. Значит, у него есть только год, чтобы побыть с самой лучшей девушкой города, пока она не уехала в Москву. А там – посмотрим. Расставаясь, договорились о новой встрече. Через пару недель стало понятно, что они встречаются.

Такого золотого октября Парфён не помнил. На погоду он вообще мало обращал внимания, его жизнь была защищена от её капризов. Он никогда не мок, не мёрз и не страдал от жары, потому что ездил на машине, имел высококачественную одежду и обувь на все сезоны, в трескучие морозы нежился на тёплом море. Жизнь его проходила будто в стерильной, кондиционированной камере с выставленным идеальным уровнем температуры, давления и влажности. Анька вывела Парфёна в мир, где были листопад, холодный ветер с реки, лужи, которые прикольно перепрыгивать, спасённая со скамейки книга, летящий в глаза мусор и побег от внезапного дождя. Конечно, были и дорогие заведения, и тусовки, куда попадают только избранные, но это для Парфёна было обычным. А вот золотой октябрь, перешедший в жемчужно-палевый ноябрь, а потом – в резко-серебристый декабрь, – да. Такое в его жизни происходило впервые. Благодаря Аньке.

Он понимал, что скоро Анька уедет, поступит в МГИМО, потому что умная и богатая, оба эти фактора – гарантия 100%. А он для неё значит не так много, чтобы она отказалась от своей мечты. Это было очевидно с самого начала, и каких-то дополнительных разговоров и разъяснений не требовалось. Но чем дольше они общались, тем болезненней отдавалась будущая разлука в Парфёне.

Дело усугублялось тем, что Анька очень спокойно и умело избегала секса. Обнимашки, поцелуйчики – да, но, когда Парфён пытался продвинуться дальше, она отшучивалась, отверчивалась, находила дело или разговор. Первые месяцы Парфён особо и не настаивал, мало ли каких понятий девушка, но ближе к весне он понял, что дальше терпеть не готов.

Февраль выдался перламутровым, необычайно тёплым. Снег лежал тяжёлыми слитками окисленного серебра, на который цена вот-вот упадёт. Сосульки отражали мир не таким, каким он был, а выворачивали наизнанку мягкой и мятой замшей. Это страшно будоражило Парфена, будто зима дразнила напоследок, показывая внутреннюю сторону бедра, до которой нельзя дотронуться случайно. Сексуальное возбуждение с некоторых пор не оставляло Парфёна почти круглосуточно. Он маялся, томился.

Первый секс у него случился в 13 лет – на Кубе. Он с отцом пошёл в бар, оставив мать и Олежку в отеле – приходить в себя после морской экскурсии. Парфён тоже устал, к тому же обгорел, но пропустить взрослую вылазку с отцом в самом сердце Гаваны он не мог. Парфён пошёл бы и полумёртвым. В баре, куда привёл его отец, не работал кондиционер: заведение было плохонькое, но зато, как сказал отец, аутентичное. Чёрт знает что это значило. Парфен сидел за барной стойкой и чувствовал идущий изнутри жар – от переполнившего его солнца, от коктейля с ромом, который разрешил выпить отец, от музыки, наплывающей на него такими жаркими волнами, хоть с барной табуретки падай.

Страница 17