Бессрочные тайны - стр. 4

А в тот злополучный день уже вечером от мамы Александр узнал, что у него умер дед, мамин отец. Как будто часы, подарок деда, знали, когда им надо остановиться, что-то знаменуя своим остановом, исказив и даже устранив, практически уничтожив живой пульс на запястье его внука в момент человеческой трагедии исчезновения жизни близкого человека…

Часы… Время… И середины-конца 1960-1970-х годов и еще более трагическое и мистическое время начала-середины 1980-х, когда менее чем за три года один за другим, ушли из жизни три генеральных секретаря партии, наиболее видных членов ПБ: в конце 1980-го скончался Косыгин, в январе 1982-го умер Суслов, в ноябре – Брежнев, в мае 1983-го Пельше, в феврале 1984-го – Андропов, в декабре – Устинов; в марте 1985-го – Черненко. Новый моложавый генсек Горбачев (Горби) в своих воспоминаниях о своём триумфе предательства страны и партии по-своему найдёт в этом символический мистический смысл, апеллируя к неразгаданным бессрочным тайнам времени, которые нельзя никому и никогда разгадать: «Умирала сама система, её застойная, старческая кровь уже не имела жизненных сил». Рухнет в небытие страна, останутся бессрочные тёмные тайны гибели страны и смертей её лидеров творцов, творящих историю. Можно от них и отмахнуться, но можно и пролить свет на многие забытые и полузабытые тайны недавнего и давным-давно минувшего времени отечественной и мировой истории…

Всё же Александр был не в своей тарелке, если на следующий день он поехал в тот подмосковный морг, где лежало тело деда Михаила, фигурально забыв про движение быстротекущего времени, с остановившимися часами на запястье. Почему-то после потрясения от слова мамы, что сегодня умер его дед, он в растрёпанных чувствах, не ужиная (какой там может быть аппетит?), завалился спать на диван, не раздеваясь и не снимая часов, раз на следующий день надо быть рано в морге. Под утро в темени поздней осени остановившиеся часы ему даже смутно приснились ли, привиделись ли, но это уже было абсолютно неважно, время потеряло какое-то значение в подвижках жизни, ведь со смертью деда – а это была первая осознанная смерть близкого человека для Александра – время фактически замерло, как, собственно, и встали часы. Как вкопанные, по нос и брови человека, живого и одновременно мертвого, не способного что-то говорить, слышать и видеть. Не раздумывая, он почему-то вечером вызвался ехать в морг, автоматически соврал, что у него сегодня нет лабораторных и семинаров, а лекции без всякого ущерба можно и пропустить.

Его «ложь во спасение» была связана с тем, что отцу не удалось созвониться с его начальством и договориться о необходимости отсутствия на работе «по семейным обстоятельствам». А ещё с тем, что мама, привезшая паспорт деда, упала в обморок при виде безжизненного тела, и её саму надо было откачивать. Что поделаешь, такая странная психическая организация была у мамы Александра: боялась вида покойников с детства до зрелых лет, при созерцании быстро отключалась. Наверное, что-то от мамы по наследству передалось и Александру: не был он некрофилом и любителем похоронных торжеств, только к смерти близких родственников относился с должным уважением, но без излишнего ужаса. «Не маме же ехать в морг. – Был знаковый толчок первой мысли. – Снова увидит тело мертвого деда и тут же упадёт в новый мгновенный обморок. – Таков был толчок второй мысли. – Если отец задержится или не приедет в морг вовсе, я могу всё, что надо, сделать в морге».