( Бес ) Предел - стр. 13

— Успокоилась, полазила у вас по шкафчикам в более осознанном состоянии и поняла, что скорее всего вы не плохой.

— Я понял, за время твоего отсутствия, ты уколола себе феназепам. Ты знаешь, им не надо увлекаться, потом не достанешь без рецепта.

— Спасибо за совет, но это не строго учетный препарат, когда я в последний раз его получала, бумажку даже не забрали и потом вновь по ней же и брала.

— Ты что реально его принимаешь?!

— Неа. Соседке брала, она старенькая, ей до аптеки тяжело дойти, а без лекарства она буйная. А вы?

— Что я? — опускаю рукав джемпера и подхожу к ящику с аптечкой.

— Вы его принимаете?

— Нет, — спокойно отвечаю я, а самого неосознанно бесит эта тема. — Это не для меня. Садись и ешь. Можешь подогреть все в микроволновке.

— А для кого? — не унимается Олеся, прожигая меня взглядом.

— Для моей бабушки.

— Врете.

— И это мне говорит девка, которая не сказала ни разу правду?!

— Я не девка! — парирует она.

— Ну извините, пожалуйста, Олеся… как тебя по батюшке?

— Игоревна.

— Хорошее отчество.

— Ну хоть что-то вам нравится во мне, а то прям страшила века, как-то даже обидно, знаете ли, — внезапно выдает она.

— Да… типичная женская сущность. Я не сказал, что ты страшная, а всего лишь тощая, это, во-первых, а во-вторых, хватит болтать и иди ешь.

— Я не могу так, меня с детства гложет чувство вины, если я сделала что-то плохое. Это чувство съедает всю мою сущность до тех пор, пока я хотя бы не попытаюсь это исправить. Можно я вам руку обработаю?

— Да пожалуйста.

Ставлю на стол аптечку, а сам сажусь на стул. А потом недолго думая, вместо того, чтобы закатать рукав джемпера, я зачем-то его полностью снимаю. При этом ловлю себя на мысли, что сейчас мне могут воткнуть вилку в другую руку, неправильно распознав мои действия.

— А зачем вы сняли кофту? — настороженно спрашивает Олеся, берясь за салфетку и перекись.

— Чтобы тебя смутить. Смутил?

— Нет. Если бы штаны стянули вместе с трусами, то да. Но дальше смущенным были бы вы, потому что я бы вам точно чикнула ваше хозяйство. Кстати, у меня нормальные ноздри, и я не страшная, многие говорят, что я красивая… даже сейчас.

— Наверное, они под феназепамом. Ты издеваешься, что ли?! — неосознанно дергаю рукой, когда Олеся заливает мою руку перекисью.

— Нет, любую ранку обрабатывают именно так. А у вас их тут четыре, значит больше надо. Потерпите, вы мужик, в конце концов, или кто?

— Понятно, песочница все же в силе.

— Не понимаю, о чем вы.

— И не надо.

Замолкаю, не желая продолжать дурацкий разговор, знал бы, что девчонка окажется говорливой — не позвал бы. Говорить надо в меру, а лучше и вовсе тогда, когда я захочу услышать что-то в ответ. Может, до Олеси дошло, что я хочу помолчать, а может, дело в другом. Она так увлеченно и усердно обрабатывает мне плечо, что, кажется, сейчас высунет язык. И все же высунула, когда начала забинтовывать мне руку.

— Оставь, мне не нужен бинт.

— Нужен, чтобы ранка не соприкасалась с грязной одеждой, завтра снимите. А сегодня пусть останется.

Спорить с ней не хотелось, от того я и стерпел ее манипуляцию, и как только Олеся закончила, натянул на себя джемпер.

— А теперь мой руки и ешь. Давай, давай, не стесняйся. Еда не отравленная, могу все сам попробовать.

— Не надо, я вам верю.

4. Глава 4

ГЛАВА 4

Теперь мы меняемся местами, Олеся садится напротив меня, а я встаю из-за стола. От чего-то мне не хочется ее стеснять, но и уходить тоже. Вот и стою полубоком, делая вид, что копошусь в ящике, а сам невольно всматриваюсь в ее худое тело. Никогда не понимал, как люди доводят себя осознанно до такой худобы. Ну купи ты картошку, да поджарь ее, всяко жира прибавит, дешево и сердито. Не конфету же покупать на имеющиеся копейки. Хотя, о чем я, в детстве мне тоже хотелось конфет. Но передо мной не ребенок, черт возьми.