Берегини - стр. 89

Тогда он решил, что пришло время покинуть остров. Если не удалось стать вождем здесь, почему бы не сделаться вольным сэконунгом и не отправиться в плавание по морям или на поиски свободной земли? А что скажут на это Эйвинд с Асбьерном, его заботило мало. Ормульв Гуннарссон больше не желал ни слышать о них, ни знать.

Может, его замыслу и суждено было бы сбыться, если бы однажды Торлейвссон не посмел поднять на него руку, не унизил его из-за глупой старухи и калеки-девчонки, которую хёвдинг никогда не считал своей дочерью.

С того дня Ормульв перестал мечтать о морских просторах, свободе и новой жизни. Он думал лишь об отмщении.

.

— Есть такой обряд у целителей, — стала объяснять Йорунн. — Если рана опасна и надежды на спасение мало, люди сведущие заговаривают оружие, пустившее кровь человеку, просят его забрать тот вред, что оно причинило, а после запечатывают и зарывают в землю на семь лет. Только тогда оно вновь становится чистым. Я дважды пыталась зарыть нож: сперва во дворе дома, потом в лесу, и дважды моя озорница-Снежка его выкапывала. Тогда я увидела в этом знак богов и спрятала сверток в ларце. Да и, признаться, забыла о нем.

Асбьерн забрал у нее нож, повертел его в руках, а потом швырнул под ноги Ормульву:

— Что скажешь теперь, Гуннарссон?

Ормульв молчал, не смея поднять глаз.

— Правда ли то, что снекка шла вовсе не в Рикхейм? — спросил его Эйвинд конунг. — Говорят, ты хотел плыть на ней до острова Мьолль… и думаю, не для того, чтобы сражаться с Олавом Стервятником.

Собравшиеся зашумели, потом притихли, ожидая ответа хёвдинга. Но он по-прежнему молчал.

— Что ж, — проговорил вождь, — мы достаточно слышали сегодня. И никто не упрекнет меня в том, что суд не был справедливым.

— Пусть умрут предатели! — закричали в толпе. — И пусть их зароют там, где встречается море с землей!

Крики потонули в шуме оружия — так хирдманны с давних пор давали понять, что согласны с решением.

Асбьерн шагнул вперед, на ходу вытаскивая меч из ножен, но Эйвинд остановил его, взяв за плечо. Ормульв успел подумать: неужели конунг сам решил выйти, один против четверых? Тогда предугадать исход сражения не сможет даже всезнающий Сакси! В умении владеть топором Гуннарссону не было равных.

Но Эйвинд поглядел на него и поморщился:

— Не будет нидингам честного поединка. Дайте каждому по топору, пусть грызутся между собой, как дикие псы. И я пощажу того, кто сумеет выжить. Даю слово конунга!

Жители Стейнхейма стали удивленно переглядываться. А молодой Халльдор, не удержавшись, тихо спросил:

— Как же так можно, брат? Ведь если они не станут сражаться друг с другом, тебе придется отпустить всех четверых.

— Нарушивший клятву единожды нарушит ее не однажды. Тот, кто предал одного вождя, предаст и другого, — усмехнулся одними губами конунг. — Запомни это, Халльдор. Запомни все, что увидишь сегодня.

.

Ормульву и его людям раздали оружие. Хёвдинг кусал губы и искоса поглядывал на Эйвинда. Похоже, ему в голову пришла та же мысль, что и Халльдору. Зря конунг все это затеял. Теперь ему придется отдать им большую лодку, одежду и провизию для дальнего похода. Они заберут свои сундуки, сложат в них оружие и доспехи, станут по очереди грести, а появится ветер — поставят парус. И каждый вечер будут разводить костер на незнакомом берегу, утром — ловить рыбу, а еще…