Берегини - стр. 52

— Неужели люди Олава? — ахнула Долгождана.

— Олав знал, что в честном бою не одолеет воинов Торлейва, потому и повел себя подло, как вор, — вздохнула Смэйни. — Его хирдманны подожгли кнорр и, пока пламя не поднялось, били всех, кто оставался на палубе. Я искала госпожу Асгерд, но Сигурд выпихнул меня за борт и велел укрыться на острове. Следом за мной он отправил Ормульва, и мы вдвоем, выбравшись на берег, поползли между камней в темноте, ища место, где можно спрятаться. Я все порывалась вернуться помочь госпоже и маленькому Хельги, но Ормульв тащил меня дальше, сердито ворча, что его, отважного воина пятнадцати зим от роду, послали охранять никчемную рабыню. Крики и лязг оружия оглушили меня, страх отнял последние силы, я упала на землю и осталась лежать… Очнулась, когда уже рассвело и вокруг стало тихо, и увидела драккар Олава, уходивший все дальше и дальше от острова. А потом поглядела на берег, на дымящиеся останки кораблей, и увидела лежащих в воде, на песке и на камнях мертвых воинов. Здесь верят в то, что души героев, погибших в бою, уносят на небо прекрасные девы-валькирии… я не видела ни одной, хотя в ту ночь их крылатые кони должны были заполонить все небо.

— Думаю, и у Хель в ее сумрачном царстве прибавилось постояльцев, — хмуро проговорила Йорунн. — Хравн рассказывал, что именно там после смерти ждут предателей, воров и убийц!

— Неслыханное дело, — покачала головой Долгождана. — Матушка, многим ли удалось спастись?

— Говорят, люди Олава добивали раненых, поэтому выжили только те, кого хранили боги и чья удача оказалась сильнее смерти, — ответила старая рабыня. — Торлейв конунг храбро сражался, немало врагов полегло от его меча. Он потерял в бою правую руку, но остался жить, а сын его, Орм, погиб, защищая отца. Кого-то нашему Хравну удалось вернуть к жизни, но таких было немного.

— Скажи, Смеяна Глуздовна, а откуда шрам на лице у вождя? — спросила Йорунн. — Уж не с той ли ночи?

— Когда люди Олава подожгли кнорр, Эйвинд оставался с матерью и братом, — стала рассказывать Смэйни. — Он защищал их как мог, но мальчишки не противники, лишь забава для опытных воинов. Его дважды ударили топором — первый удар мог расколоть ему голову, но Эйвинд чудом увернулся и лезвие лишь вспороло кожу на лбу. Второй удар пришелся по груди, но Сигурд успел оттолкнуть Эйвинда — крови было много, но ребра остались целы. Эйвинд упал, но сознания не потерял и потому видел, что стало с Асгерд и маленьким Хельги… Сигурд потом схватил его в охапку и вместе с ним прыгнул за борт. Мы нашли их на берегу. Хравн долго выхаживал Эйвинда: раны на его теле заживали быстрее, чем раны в душе. После той страшной ночи Эйвинд перестал спать, а едва закрывал глаза — с криком просыпался. Я с ним много ночей просидела: возьмет, бывало, меня за руку, ладони ледяные… и лежит, в потолок смотрит. Зачем, говорит, они его зарубили? Хельги, брата моего… зачем? А мать… ее за что? Не плакал никогда, просто шептал сквозь зубы. Мы с Хравном стали давать ему дурманящее зелье, только с ним он и засыпал ненадолго. Время прошло, боль утихла, но все равно Эйвинд плохо спит по ночам. Он ведь, когда старше стал, поклялся умирающему отцу не водить ни жены, ни детей до тех пор, пока Мьолль не вернет. И теперь эта клятва покоя ему не дает, все мысли его занимает...