Белый шейх: путь мести - стр. 57
– Деньги – это не цель. – Думал Мансур, глядя, как Нагиб бегло просматривает финансовый отчёт. – Это лишь инструмент. Инструмент для созидания, для защиты близких.
Старший Рияд с горечью видел, что для Нагиба инструментом стали сами люди, а их доверие и слабости – разменной монетой. В то время как Нагиб погружался в мир чисел и интриг, Халид шёл совершенно иным путём. Его мать, женщина с добрым и мудрым сердцем, всегда настаивала, чтобы сын не забывал о тех, кому в жизни выпало меньше удачи.
С шестнадцати лет Халид дважды в месяц проводил целый день в бесплатной клинике в одном из беднейших кварталов Карачи. Воздух там был густым от запахов антисептика, пота и безысходности, но для Халида это место стало настоящим храмом. Здесь, под треск старого вентилятора, он прикасался к самой сути человеческой жизни – хрупкой, требующей защиты и сострадания.
Он не просто накладывал повязки и помогал раздавать лекарства – он приобретал свой первый, бесценный медицинский опыт, учась у старых, уставших докторов не только ремеслу, но и терпению. Эта тяга к исцелению жила в нём с детства. Мансур как сейчас помнил тот день, когда семилетний Халид, заворожённый, наблюдал за семейным врачом, обрабатывавшим глубокий порез на руке Нагиба после одной из их слишком жёстких игр.
Вместо того чтобы отвернуться или заплакать при виде крови, мальчик с неподдельным интересом следил за каждым движением доктора, засыпая его вопросами, над которыми бы задумался и студент—медик.
– Почему ты накладываешь шов именно таким узлом? Как игла не рвёт эту тонкую нить? – Ум Халида жаждал не просто знаний, а понимания самой механики жизни. – Почему кровь сначала такая тёмная, а потом становится светлее?
Нагиба же в той ситуации интересовало лишь одно: сколько швов ему наложат и как скоро он сможет снова бегать. Теперь же его страстью стали бухгалтерские книги в кабинете дяди. Он мог просиживать там часами, погружённый в колонки цифр, как в закодированное послание о мироустройстве.
Его любимой игрой стало ведение бизнеса. Он составлял сложные, продуманные до мелочей воображаемые контракты, яростно торговался с невидимыми партнёрами, а его лицо озарялось холодным блеском не детской радости, а взрослой алчности, когда он подсчитывал мнимые, но такие сладкие прибыли.
Когда пришла пора выбирать университет, Мансур, конечно, лелеял надежду, что оба юноши пойдут по его стопам и продолжат семейное дело. Халид, с его мягким характером, не стал противиться настойчивым рекомендациям отца – он не мог представить себе сознательного предательства его воли. Он поступил на медицинский факультет престижного Университета Ага Хана в Карачи, и очень скоро его необыкновенный талант стал очевиден всем, особенно в хирургии.
– У этого юноши руки поэта и ум стратега, – с восхищением говорил его наставник, профессор Ахмед Шариф, известный своим суровым нравом. – Он видит тело человека не как набор органов, а как сложнейшую карту, где каждая артерия – полноводная река, каждый нерв – стратегическая дорога, а каждый разрез – это точный, выверенный ход.
Нагиб, как и ожидалось, выбрал факультет экономики в том же университете. Кампус Университета Ага Хана был миром в миниатюре – ухоженные газоны, современные корпуса из стекла и бетона, смешавшиеся с колониальными постройками из красного кирпича. Студенты с книгами в руках спешили на лекции, у фонтана в центре собирались девушки в ярких платках и джинсах, а в тени вековых деревьев курили и вели неспешные беседы те, кто уже считал себя выше суеты учебного процесса.