Размер шрифта
-
+

Белка в колесе - стр. 9

Димке вот-вот восемнадцать – совершеннолетие. По логике совдеповских предков и суровой западной практике: «Дети! На выход! Барахтайтесь!» – пора бы и честь знать, то бишь моей чести и пьеровым деньгам. Французская щедрость, да хранит её Господь, и стабильный курс франка были нашей финансовой подпоркой. Но вопрос висел в воздухе, густой, как смог над промзоной: продлит ли Пьер своё спонсорство после того, как Димка официально перестанет быть «ребёнком»? Или наступит апрель – и финансовый кран завернётся со скрипом? Вопрос, достойный самого изощрённого экзамена по гражданскому праву, который Димке ещё только предстояло завалить.

А пока что… Пока что Пьер исправно переводил ту же сумму (200 баксов), тот самый «паёк», что когда-то казался пропуском в мир безмятежного бытия. Ан нет! Жизнь, подлая тварь, не стояла на месте! Цены ползли вверх с упорством муравьёв на сахарную гору. И то, что ещё вчера было «безбедно», сегодня уже откровенно маячило на горизонте под знаком «скромно», а завтра грозило перейти в категорию «скрепя сердцем и зубами». Возвращаться в колесо беличье: подработки, уроки, переводы на износ – ох как не хотелось! Да и возраст подкатывал нешуточный – почти сорок, не та прыть. Да и Женька… Моя Женечка вступала в тот самый «опасный возраст», когда за дочерью нужен глаз да глаз, да ещё требовалась помощь с учебой. Карусель закручивалась снова –

делать нечего, начала потихоньку впрягаться, как загнанная лошадь, которая знает, что путь только один – вперёд, в ярмо. Благо, обстоятельства (или остатки пьеровой благодати) позволяли не хвататься за первую попавшуюся грошовую поденщину. Старалась выбирать. Вернулись уроки, подтянулись переводы на всяких тусовках – там хоть кормят иногда, но мысль о возможном апрельском «финале» Пьера висела дамокловым мечом. Рухнем прямиком в ту самую нищету, от которой так отчаянно бежали. Единственное утешение: до апреля ещё целая вечность… по меркам предбанника финансовой пропасти. Октябрь на дворе.

И тут Димка, вломившись как обычно, суёт мне клочок бумаги:

– Мам, какая-то Вероника поймала меня на факультете. Говорит, вы вместе учились. Велела позвонить. Вот телефон.

Вероника. Её номер у меня был. После того как Димкино зачисление в МГУ свершилось, и я отмылась от прикосновений Петра Николаевича, насколько это вообще возможно, я перезвонила. Подвезла ей, как и договаривались, бутылку приличного виски и коробку конфет «не-Алёнка». Ритуал благодарности. Она тогда встретила меня… деловито.

– Прости, если выпьем из уже начатой? Не возражаешь? – Деловито достала бутылку, бокалы, какую-то дорогую нарезку. – Понимаешь, Монашка, тут у нас свои, знаешь ли, взаиморасчеты. Этот козёл… Пётр Николаич… за твоего Димку как бы поручился не просто так, не за бутылку виски и прочее – наши ему тоже кое в чём помогли. Вот я его долг и погасила. Значит, и я теперь своим должна. Вот и намекнула насчёт бутылочки. Система, детка. Круговорот взяток в природе.

Мы посидели. Она расспрашивала о нашей жизни с ненавязчивым любопытством коллекционера диковинок. Зачем? Что ей надо? Вопрос повис. А теперь вот телефонный звонок.

На следующий день я набрала номер. Трубку не брали. Раз. Два. Три. Я уже собралась махнуть рукой на эту затею, как вдруг гудки оборвались и в трубке прозвучал её узнаваемый, слегка хрипловатый голос:

Страница 9