Белград - стр. 10
Внутри было тихо: бордовые ковры, деревянные панели, приглушенный свет. Едва ступив на толстый ковер, Аня оказалась под прицелом трех пар глаз. Квадратный мужик в дешевом костюме – привкус его древесного одеколона Аня ощутила даже на языке. И две девицы за стойкой: блондинка и брюнетка. Аня решила прикинуться любопытной туристкой, подошла к стеклянной витрине, в которой красовались кубки и тарелки, похожие на гжель. На них надписи по-английски: первенство Европы по покеру или вроде того.
Сфотографировала люстру – нагромождение белых шаров на веревках. Подошла к девицам. Те заговорили с ней на английском. Их накрашенные ярко-красные губы отвлекали, Аня отвечала невнятно. Выяснив, что играть она не собирается, девицы менять деньги не захотели. Да и казино закрыто, пояснила брюнетка, заработает в выходные, сегодня только пара игровых автоматов – но и к ним Ане нельзя без паспорта. Чего они втроем тогда тут сторожат?
Тем временем охранник подошел вразвалочку и встал вплотную. То ли из любопытства, то ли учуял, что она лишь прикидывается туристкой.
– Добро, я тэбе смэняю, – сказал он на ломаном русском. – Мы братья. Только у мэня много нэт. Курс будэт сто за евро, договор?
Аня понимала, что в менячнице ей бы дали сто двадцать и больше, но амбал напирал животом, и вроде уже не помогал, а настаивал. За его спиной в глубинах казино, за закрытыми дверьми, что-то покатилось и застрекотало.
– Договор?
Аня протянула ему двести евро, чуть отсыревшие в руке, взяла сербские зеленоватые деньги. Не пересчитав, вышла на улицу.
На дебаркадерах кое-где зажегся свет. Дунай за ними был в редких тусклых бликах, собиравшихся будто в почерневшие серебряные цепи, едва качаемые ветром. Аню, всю взмокшую в пуховике, снова обдало ледяным. Шла вдоль набережной, натыкаясь на тяжеловесных прохожих, и собаки облаивали почему-то только ее одну.
В магазине за колбасой была очередь. Продавщица – под глазами темные мешки, зубы крупные, вставные, – спрашивала у покупателей, чего отрезать и сколько, брала кусок, заводила аппарат с металлическими кругами, тот скрежетал, шлепал. Затем тетка паковала что-то в бумагу, клеила ценник, протягивала сверток, блеснув золотым зубом. Аня хотела было сказать, чтобы просто отрезали ей вон от того куска и отдали. Без фокусов. Но тут поняла, что женщина пожилая, по-английски не говорит. У Ани после казино и сил не осталось на общение.
Пока ждала свою колбасу, достала, пересчитала, рассмотрела деньги. На каждой слегка засаленной купюре – солидный мужчина с залысинами. Десять купюр по две тысячи динар каждая. Должно хватить.
Аня взяла еще хлеба, яиц, бутылку какого-то вина. На кассе снова затор. Люди стоят смирно, спокойно, не вздыхают, не цокают. Кассир, приятно полная и молодая, всем улыбается. Одна Аня сопела и перетаптывалась с ноги на ногу. Она выдохлась, не понимала, о чем они все болтают с кассиром. Пуховик стал непомерно тяжелым. Хотелось есть. Вытянуть, что ли, ломтик колбасы из свертка, раз уж нарезано? Не решилась – после этих купюр надо хоть руки помыть.
Дома, поев, поняла, что уже опаздывает к Руслану в офис. Может, и не ехать вовсе? Хватит с нее впечатлений. Но ведь они договорились начать в Белграде с чистого листа. После того, как вышло со свадьбой… А так Руслан снова придет поздно, и упрекнуть его будет не в чем: он же звал с собой.