Белая Рать - стр. 21
В том взгляде ужились две крайности. Одна из них была спокойна, дружелюбна и близка к пониманию всего и вся в этом мире. Вторая же крайность не видела ничего дурного в том, чтобы попытаться поймать молнию, замешать в тесто навоза или просто-напросто обглодать кому-нибудь лицо.
– Мне к Бажену Неждановичу, – сказал мужчина. – Срочно.
Спорить никто не решился.
Минула четверть часа.
– Я хочу домой, – заныл Засранец.
– Я не могу больше ждать. Мне скоро на работу. Я же кузнец! – сказал Кузнец.
– Эх. Пропустили вперед алкаша на свою голову, – посетовала Рябая.
– Так! Довольно уже. Я сейчас пойду и все им выскажу! – решился Седой. – Сколько можно нас держать подле дверей, как каких-то холопов? Совсем обнаглели!
И Седой пошел. И с каждым шагом его уверенность таяла, словно снежок на сковородке. Такое частенько случается. Праведный гнев может легко обернуться в виноватую мямлю, которая просто проходила мимо и, в общем-то, никого не хотела беспокоить.
– Чего? – на стук Седого в дверь высунулся тот самый одноухий всадник.
– Нам еще долго ждать? – неуверенно спросил Седой.
– Кого ждать?
– Решения Бажена Неждановича.
– Бажен Нежданович! – крикнул одноухий внутрь сторожки. – Тут какого-то вашего решения ждут! Что? Ага… Ага… Ага…
– Ну что там? – вклинился в разговор Кузнец.
– Всем по две недели в остроге, – сказал одноухий и закрыл дверь.
Вот тут бы Седому смекнуть, что его только что посадили в острог за то, что у него украли свинью. Смекнуть и перестать уже тыкать палкой в свою удачу, проверяя, дышит ли она. Однако ж он постучался снова.
– Ну чего еще?
– За что две недели!?
– Бажен Нежданович! А за что? А… Ага… Ага… Ага. Тебе за подозрение в колдовстве, тебе за воровство, тебе за ненадлежащее воспитание сына, а тебе за пьянство.
– Но я же вообще не пью!
– Ага. Не пьешь, как же. Штаны надень.
Дверь снова захлопнулась.
– Это неслыханно! – закричал Кузнец.
– Рать совсем обнаглела, – сказал Седой.
– Сборище алкашей! – подытожила Рябая и в сердцах залепила Засранцу подзатыльник.
– Хочу домо-о-ой, – затянул Засранец, потирая больное место.
***
Пускай сторожка Бажена Неждановича и была изнутри довольно большой, но в ней оказалось очень тесно. Вдоль всех стен встали полки, заставленные книгами. Настолько высокие, что сторожу зачастую приходилось пользоваться лестницей.
Вместо окон под самым потолком пробивались узенькие бойницы – все-таки оборонительное сооружение, как-никак, а не собачья будка. До того, как нынешний сторож здесь обжился, к бойницам наверняка был какой-то подступ. Сейчас же стрелять из них было невозможно. Разве что умеючи парить над землей, что для честного человека возбраняется и карается отсечением головы.
Печи не было и в помине. Ни к чему она. В сторожке горело столько свечей, что хватило бы для праздничной службы в небольшом западном храме.
В одном конце этого длинного помещения стоял письменный стол. В другом конце тоже стоял стол, однако, отнюдь не письменный. Неизвестно для чего он был нужен вчера или будет нужен завтра, но вот именно сейчас на нем валялась туша свиньи, разобранная на лоскуты и сухожилия.
Стараясь не мешаться, Пересвет Лютич пригрелся на лавке подле входной двери. Он с интересом наблюдал за сторожем.
Не замечая ничего вокруг себя, Бажен Нежданович с головой погрузился в ведьмину книгу. То и дело, он вскрикивал что-то вроде «Ага!» или «Так-так-так!» и бежал к полкам доставать очередную книжицу.