Барон с партийным билетом - стр. 15
– Но учитель… – тут же захныкал мелкий. – Это жестоко.
Артефакторик приподнял бровь. И тут подал голос виконт:
– Учитель, это и правда жестоко. Он должен был мне сегодня почистить ботинки и носить портфель!
Виконт и правда был искренне возмущен, раздосадован. У него отбирали новую жертву.
– Разговорчики! – вдруг рявкнул артефакторик, как фельдфебель на полковом плацу, и повисла абсолютная тишина. Нарушена она была лишь жужжанием мухи, которая пролетела и попыталась сесть виконту на нос.
Вот такие вот реалии. Все недостатки буржуазного и феодального образования как на ладони. Прям классическая царская гимназия. С одной стороны, муштра, строгости, дисциплина. С другой – учительские любимчики, которым позволяется все. Притом любимчики выстраивались строго по их рангу в аристократической среде. То есть виконт при конфликте будет прав всегда, а Таласса – никогда, потому что ниже ее никого нет, разве только гоблины с ней сравнятся. Она из рабочего скота. Мы – из дворян. Тролли из воинов – чуть выше шахтёра, но ниже безпоместного дворянина. Такая мерзопакостная тут жизнь.
Перемена. Учитель уходит из кабинета. Пытаются слинять и остальные. Но виконт повелительным жестом останавливает двух несчастных гоблинов.
– Постойте, холопы, с вами разговор не закончен.
Они уныло плетутся к нему.
– Своей нерадивостью вы доставили мне неудобства. И вы должны быть наказаны.
Смешки, народ собирается на представление. В предвкушении радостно и как-то вожделенно хихикают графини и виконтессы. Прихлебатели Оболенского выпячивают грудь. У остальных зрителей сложные чувства. От нездорового интереса до жалости и, что чаще, облегчения – «хорошо, что это с посторонними делают, а то ведь могли бы и со мной».
– Итак, прежде чем молится божеству Образования, которое для вас, олухов, недоступно, неплохо бы помолиться божеству, которое рядом. Мне!
Кряхтя, гоблины встают на колени. Виконт ставит ногу в ботинке на скамью. Гоблины целуют ботинок виновато и подобострастно, даже с радостью.
– Хорошие скотинушки. Прощаю! – машет Оболенский рукой небрежно.
Ликующие прихлебатели с виконтом исчезают. Конечно, все мое воспитание толкало на то, чтобы вступиться и дать отпор негодяю, но ведь самим жертвы воспринимали это как естественный порядок вещей. Не было в них священного духа бунтарства. Поэтому и у меня не возникло особого желания защищать их… Конечно, защитим. Потом. Всем скопом и всех обиженных. Но потом…
Вся жизнь в Филармонии была основана на вечных поисках козлов отпущения и объектов издевательств. Это были не просто отдельные безобразия. Это была политика сверху. Все эти аристо напоминали мне свору собак, которых натаскивают рвать всем скопом жертвы на куски, чтобы они оттачивали клыки и навыки управления с теми, кто зачислен в скот. Видимо, это была одна из причин смешанного обучения. Цепные псы. Феодализм.
Я старался общаться со всеми ровно. После дуэли дворяне обходили меня стороной и, если злословили, то только за спиной и лучше, чтобы я не слышал. Даже виконт теперь не смотрел ни в мою сторону, ни в сторону Талассы. И вообще настроение у него было дурное. Причина? Думаю, все поняли, что за фокус был с артефактом на дуэли, и кто настоящий виновник. В глаза ему не говорили, но в кулуарах шептались. Так что он решил не обострять ситуацию, а отвязаться от меня.