Бандит по соседству - стр. 32

— Ты… — облизываю пересохшие губы. — Ты меня обманул.

— Вот как? Расскажи, очень интересно.

Он словно издевается. Водит голым лезвием вдоль шеи, готовый вот-вот дернуть им и убить.

— Ты обещал меня научить… английскому, — что касается других уроков, то лучше не думать о том, во что это могло вылиться. Вернее, думать можно, в жизнь претворять нельзя.

Матвей поднимает уголок рта, и мне кажется, что он одобряет то, что я говорю, а может, и то, что делаю. И когда мне стало необходимо его одобрение?

Он отталкивается от барной стойки, подходит вплотную. Я слышу басы музыки, мерцающий свет, но ощущения такие, словно мы одни. Мне кажется, начни он меня раздевать прямо здесь, я даже сопротивляться не стану.

— Английский, значит, мм? А мне кажется, тебе нужны другие уроки.

— Какие, — почти шепчу, но он понимает.

— Тебе нужно раскрепоститься, а то ты какая-то, прям, зажатая со своим женихом.

Разочарование горькой конфетой застревает в горле. Он не принц и не будет меня защищать, он будет, как истинный сутенер, помогать мне готовиться к свадьбе с другим. А желание, что таится в его взгляде, наверное, относится не только ко мне, а ко всем девушкам в этом зале. Просто, мне хочется верить, что я для него особенная.

— Думаю, в прошлый раз ты мне очень помог, спасибо. Я уже достаточно раскрепощена и сегодня даже дала себя поцеловать.

Теперь на его губах циничная улыбка. Ни следа от одобрения.

— Куда?

— В губы, — что за странный вопрос.

— Какие губы?

— Не смешно.

— А кто смеется? Разве тебе не хочется, — он резко дергается ко мне, прижимается плотно, впившись пальцами в талию. — Чтобы он отлизал тебе? Ммм? Трахал языком, пока ты не будешь кричать? Пока не сорвешь голос, став мягкой и податливой, став готовой для большого, толстого члена?

Я почти перестаю дышать. Я должна оттолкнуть его, должна возмутиться, а я только и думаю, что он это не про Мишу, он это о себе.

— Ты говоришь ужасные вещи, — только и шепчу ему, смотря на густую щетину, на твердый подбородок, возле которого мои губы, на губы, что плотно сжаты. — Я просто дала себя поцеловать в губы.

— Когда, — опускает он глаза, и теперь мы смотрим друг на друга.

— Сегодня. Только сегодня! Я не хотела глушить ощущений, что вызвал наш поцелуй.

Он так смотрит, Господи, сейчас сожрет, а пальцы на талии причиняют боль, но даже ее я хочу, только чтобы ощущать его так близко, вдыхать запах свежего бриза и виски.

— Чего тянешь? Думаешь, он женится на тебе, если ты будешь играть в скромницу? По-хорошему, тебе давно пора ему отсосать. Хочешь, научу, как сосать? Эти уроки дадут тебе больше пользы, чем уроки английского.

Я отталкиваю его так резко, что самой страшно. Он отпускает меня, усмехается, но молчит.

— Не надо. Мне больше ничего от тебя не надо.

Вранье, но я верю в то, что говорю. Разворачиваюсь и отхожу от Матвея все дальше, но затылок отчаянно жжет, словно он взглядом меня прожигает. Как только я возвращаюсь к Мише, он тут же меня обнимает, и я даже немного успокаиваюсь. Может, и лучше вот так. С человеком, с которым все просто и понятно. Может, не стоит лезть в огонь, как бы он ни манил?

Я пытаюсь веселиться, пару раз даже выхожу с Мишей танцевать, Но все время, все чертово время ощущаю на себе липкий взгляд Матвея. Он не отпускает, путает своей паутиной, не давая полностью окунуться в романтический флер, который излучает подвыпивший Миша, руки которого все чаще и чаще сползают ниже. Я даю себя лапать, даю себя целовать, чтобы он видел, чтобы понял, что он мне не нужен.